.Слушай, Димон, меня это все не слишком интересует, а тебе наводку - в одно слово - дам: на остров я прилетел на вертолете, но потом нашел только его взорванные обломки, но не с южной стороны кальдеры, куда ему логично было упасть. К тому же топлива было недостаточно (я ведь так и не заправился в Ланг- кави), чтобы разнести «Викинг» на такое расстояние. По башке меня шарахнули, что ли. И вообще не помню даже, как сел на площадку. Видел, что подлетаю, а дальше - ноль.
Валерка жил у меня еще с неделю, каждый вечер выдавая неправдоподобные версии. Затем, видимо, почувствовав, что надоел, пропал, оставив записку, написанную нарочито аккуратно, почти каллиграфически: «Димон, я у тебя немного одолжусь и съеду. А то у меня на твоих харчах уже и жирок появляться стал, а серый алкогольный загар стал вытесняться номенклатурным румянцем. Если что - жди как снег среди лета». Я был не в обиде на Валерку, хотя и голодал потом почти две недели: Жеребцов выгреб остатки аванса, просить еще было бы неосмотрительным нарушением служебной этики, одолжаться не привык. Да и не у кого особо: получают, как правило, меньше, и с семьями.
Было заметно, что Валерка, ощутив силу пушкинских «слуг проворных», хочет избавиться от меня, чтобы снова спрятаться в виртуальный мир, в котором не существовало ни Турчина, ни Шонера, ни Кречинского, ни Гюнтера, ни Клауса. И где он сам обретался как субстанция, нуждающаяся в постоянной подпитке, призванной его погубить.
Дневники от Валерки пришли через полгода с письмом, в котором он благодарил за приют и сообщал, что встретил Судьбу двадцати восьми лет (не хуже Си, но трындит больше) и собирается прожить следующую жизнь, как я ему когда-то советовал. Дополнительно сообщил, что о нашем общем прошлом вспоминать не хочет, поэтому обратного адреса не сообщает и, в полной уверенности в моей порядочности, ненужные остатки дневников просит уничтожить после использования материалов, хотя искренне не верит, что так будет. А Судьбу зовут Настя, если мне это что-то напоминает. Имя «Настя» ничего не напоминало, кроме одноклассницы, которую я даже не любил. Впрочем, через две строки Жеребцов милостиво пояснил, что предпочитает называть ее официально и полным именем - «Анестезия».
Общий оптимизм нарушало повествование о «черных» снах. «Представь, Ди- мон. Вижу нормальный человеческий сон. Затем картинка застывает и на нее, светлую и жизнерадостную, начинает сверху течь какая-то черная гуашь, пока не зальет всё. А я остаток ночи любуюсь этой чернотой. Во сне, разумеется. И утром помню. Несколько раз было».
В конце Валерка желал мне достичь «наиболее высоких ступеней общества».
Я поступил с дневниками, как и советовал Жеребцов. Переписал от руки то, что счел нужным, как материал для работы, а выбросил только полную ерунду, которая не перестанет быть ерундой по крайней мере до конца жизни - моей и Жеребцова.
С того времени прошел еще год. Я по-прежнему живу один, если не считать нескольких - молчаливых и не очень - котов, которых подобрал на улице.
КОНЕЦ
Я дочитал рукопись, закрыл папку, завязал тесемочки и определил на стеллаж за спиной. Достал чистый лист бумаги, но всё, что пытался сформулировать, зачеркнул,, а затем на новом листе написал: «Автору: никаких «конклюзий»! Конец должен быть конкретным».
Правильное решение выкристаллизовалось само собой: через день Градовский был направлен в райцентр к Турчину. Вернулся Кирилл необычайно воодушевленным (для меня до сих пор загадка, как он сохранил бодрое состояние духа после трехчасового переезда на маршрутке).
Понимаете, Владимир Алексеевич, у Турчина дома живет не меньше десяти котов. Ну, как в той рекламе прошлых лет: «И за ней бежали тридцать три ее кошки». Он всех их называет по именам своих героев, только себя и Валерку не включил. Самый толстый у него - Йозеф, старый с рыжими подпалинами - Вильгельм, черная короткошерстная кошечка - Бажена, и так далее. Остальных - просто немецкими именами: при мне один с прогулки вернулся - Людвиг.
Получает в ветеринарной клинике около пятисот американских уёв. По ихним меркам - нехило. Правда, жаловался, что в последнее время задерживают - задолбали проверки, власти затеяли перелицензирование, ограничивают ассортимент продаваемых препаратов и оказываемых услуг и предлагают контрольный пакет акций передать государству.