— Как ты это сделала, не оставив ни единой улики? — тыкал он мне в лицо карандашом.
— В сотый раз повторяю, мне нечего было оставлять, — я закатила глаза. — И уберите от меня свои немытые пальцы.
— Заткнись, Моретти! Мы оба знаем, что ты убийца.
— У вас нет доказательств, а у меня имеются тысячи свидетелей, сеньор Грассо. — я оскалила зубы и резко дернула левую руку, убеждаясь, что она все еще прикована наручниками к железной планке стола.
— Ты нагло врешь! Хочешь избежать наказания? Не получиться, Моретти! Я добьюсь, чтобы тебя засадили за решетку навечно.
— Подавись, жалкий любитель справедливости. — выплюнула я.
— Была бы моя воля, ты давно лежала бы в крови на этом полу.
Грассо, казалось, видел в моих глазах всю правду, все мои грехи, и мне становилось больно и страшно. В частности из-за Тревиса…
Я словно во сне, из которого не могу выбраться. Живу будто в коме, не могу открыть глаза и продолжаю спать. Ты вроде осознаешь, что у тебя есть все, но продолжаешь куда-то бежать, пытаешься найти что-то, чего на самом деле нет. И проблема в том, что ты знаешь о скорой погибели. Каждый чертов день оглядываешься назад, сожалеешь, надеешься, что пустота внутри тебя уйдет. Но это не так. Потому что она причина, из-за которой ты не просыпаешься. Иногда ты подбадриваешь себя, но становится только хуже, все бессмысленно. Ты скрываешь боль, видишь как все вокруг рушится. Проблемы съедают тебя, и ты не можешь двигаться дальше. Ты не просыпаешься. Ты разбит. Ты отчаялся. В конечном итоге ты меняешь свои принципы. Сдаешься и проводишь черту, воображая себе, что сейчас самое время сдаться и проснуться.
— Хочешь моего признания? — мужчина удивленно повел бровью. — Хорошо.
Я не успела договорить, в комнату вошел седовласый мужчина в строгом черном костюме. Черты лица были резкие, из-за чего он выглядел суровым. Лицо мужчины казалось мне знакомым. Возможно, я уже его видела.
— Извините за задержу, — обратился он к Грассо. — А теперь прошу вас выйти, разговор с клиентом является строжайшей тайной.
Когда Грассо закрыл за собой дверь, мужчина сел напротив меня и положил на стол синюю папку.
— Разрешите представиться, Катарина. Альфьер Манфредо, твой адвокат. — он сложил руки на столе.
— Вы не похоже на государственного адвоката. — я прищурила глаза.
— Потому что я частный адвокат. — спокойно сказал Альфьер.
— Но я.
— Манфредо Варнес. — быстро произнес он.
Я приоткрыла рот, осознав кто сидит передо мной.
— Ваш младший брат. Вы были в Б.У. несколько лет назад. — тихо говорила я.
— К сожалению, его и еще пару ваших друзей не пустили к вам.
— А Тревис? — неуверенно спросила я.
— Мистер Хантер не пришел. — я промолчала, только опустила голову и уставилась в пол.
Альфьер достал ручку и какие-то бумаги.
— Перейдем к делу. Честно говоря, я не знаю, Катарина, как буду вытаскивать тебя из этого. — начал он.
— Я признаюсь.
— Что? — он удивленно уставился на меня. — Хочешь, чтобы врата в твое прекрасное будущие закрылись?
— Вы считаете, что оно вообще у меня есть?
— Я думаю, что еще не все потеряно. — он тяжело вздохнул.
— Послушайте, Альфьер, я потеряла родителей, убиваю людей, подвергаю опасности свою семью после случившегося, а теперь еще Тревис. Я врала ему, подвела его.
— И ты веришь в то, что признание — выход? — Альфьер облокотился на спинку стулу и стал щелкать ручкой.
— Я верю в невозможность изменить что-либо.
— А ты понимаешь, Катарина, что, признавшись в убийстве Агаты Лонго, ты разрушил жизни своих друзей из Б.У.? Поразмышляй своей головкой, дорогая. Полиция узнает обо всех местах, где ты была. Будут допрашивать всех твоих знакомых. Что будет, когда они посетят остров Повеглия? Ты же не хочешь разжечь гражданскую войну, я прав?
Я смотрела в его глаза и не моргала. Альфьер еще раз щелкнул ручкой и начал что-то писать.
— Для начала возьми себя в руки. Ты не потеряла семью. Пока что. Сохрани то, что есть сейчас. Мы оба понимаем, как ты любишь Б.У. и всех ее членов. Просто твой мозг считает, что пролитая кровь важнее семьи. Пусть сердце докажет обратное, есть ради кого это сделать, Катарина. — он улыбнулся.
— Уверены, что у меня получится? — спросила я.
— Нет, — признался он. — Тебе нужно поспать, ты устала. Сегодня, конечно, придется переночевать в камере. Завтра я приду к обеду, обсудим твои слова на предстоящем суде.
— Суде? Но против меня нет улик.
— Это немного другой суд. До завтра, Катарина. — Альфьер еще раз улыбнулся, затем поднялся и ушел.
Кровать в маленькой камере оказалось невероятно жесткой, как и предполагалось. Только сев на нее, нагрянули воспоминания. Тревис… Наша первая ночь, поцелуй в Детройте, совместные съемки, авария, его день рожденье, остров… И каждый раз я врала. А Тревис верил, верил каждому моему слову, любил, прощал меня. А в моем сердце не исчезала пустыня.
Опустив голову, я увидела тень и обернулась в сторону решетки. Тревис Хантер стоял, прислонившись лбом к холодному металлу.
— Тревис? — я подошла к нему. — Что.Что ты здесь делаешь? Как тебя пропустили?
Он не поднимал глаза. Только схватился одной рукой за железные прутья.
— Такое ощущение, Кэт, что у меня на сердце открытая рана, — говорил он, закрыв глаза. — Будто какая-то частица меня пропала, и я не могу найти ее. Я застрял, Кэт! С тобой! В этом чертовой мире, где есть ты! Я был дураком. Не видел тебя настоящую. Моя вера в надежду, что ты изменишься, затмила правду.
— Тревис, прошу, выслушай меня.
— И я должен тебе поверить? Снова? Скажи мне, Кэт. Что мне делать? Как мне разлюбить тебя? Сколько еще мне терпеть? Я — живое определение утопленника. Ты бы могла уйти. Но нет, ты остаешься. Дальше мучаешь меня. Но я не могу так, батончик. Когда ты уже сжалишься надо мной и уйдешь из моей жизни, которую отравляешь? — он поднял голову и грустно взглянул на меня. — А что прикажешь делать с обручальным кольцом?
Большой комок застрял в моем горле. Он хотел предложить мне стать его женой?