Возвращение воинов с пленённой опасной тварью было встречено деревней с огромным ликованием. Крестьяне побросали свои поля, торговцы - лавки, простой люд - дома и огороды - и высыпали на площадь, чтобы самолично лицезреть животный чёрный ужас и его победителей, избавивших деревню от страшной сей напасти. Я вошёл в деревню вместе со всеми воинами, не таясь, ибо кому теперь до меня было дело?
Добравшись вместе со всеми до площади, я немного подождал, пока толпа благодарных людей немного отхлынет от командира отряда, и тихо поблагодарил его за оказанную милость.
- Да не за что, - объявил он покровительственным тоном.
Может, и не за что. Но мне виднее.
Бросив прощальный взгляд на захваченную тварь, всё ещё гневно прожигавшую меня своим зелёным оком, я направился в сторону своего дома, донельзя счастливый и довольный своей судьбой.
Но неожиданно, словно из-под земли, передо мной появилась Эльза. Её хорошенькое личико переполняли два совершенно не сочетаемых между собою чувства - показная злость и истинная радость.
- Ага! - завопила она почти что на полдеревни. - Теперь ты попался!
Да - я попался. Попался на глаза своей сестры. Вот же незадача.
Я попытался сделать вид, как будто ничего не произошло и этот гневный вопль и удивлённые взгляды оборачивающихся ко мне соседей совсем меня не касаются.
Но Эльза не желала упускать такой возможности.
- Я случайно проходила по площади, и видела, что ты возвращался с воинами. Значит, ты был с ними. А ведь отец запретил тебе покидать пределы деревни. Запретил. Строго-настрого. И ты об этом знаешь.
Знаю. Как не знать. Но искушение было так велико...
Я снова сделал несколько шагов вперёд, пытаясь избежать обвинений Эльзы и насмешливых взглядом своих односельчан. Но - не тут-то было.
- Я всегда говорила, что ты - самый неблагодарный брат на свете. Но то, что ты самый неблагодарный сын, я только подозревала. Но этот случай расставил всё по своим местам. Что, бежишь от правды? - громко, вслед, воскликнула она.
Скрипя зубами, я вынужден был остановиться и обернуться к разгневанной сестре. К ней, а также к десяткам обращённых в мою сторону людей. К моему облегчению, взгляды людей разнились: кто-то, да, смотрел на меня насмешливо. Кто-то - осуждающе. Большинство смотрели с обычным интересом - что, мол, парнишка скажет? Но некоторые глядели на меня с пониманием и сочувствием - многим был известен суровый нрав моего отца. А кое-кто знал, что моя сестра Эльза вовсе не плюшка с сахаром.
Поверх всех голов на меня глядел командир солдат. Глядел с интересом. И даже, как мне показалось - с толикой сочувствия.
О боги, стыдно-то как. Как стыдно!
- Эльза, прекрати, - заявил я ей, стараясь сохранить на своём лице хоть какое-нибудь достоинство. - Здесь не время и не место.
- А вот и время! А вот и место! Иначе, как только мы вернёмся домой, ты скажешь, что мне всё это привиделось, - Эльза состроила гневную гримасу и уперла руки в боки, превратившись в эдакое подобие зимнего бога Вереха - бога смерти и возмездия.
Я снова открыл рот, дабы попытаться уговорить сестру убраться подальше от площади и не позорить ни меня, ни себя. Но тут произошло другое событие - верёвка, удерживающая пленённую тварь, неожиданно звонко лопнула, и чёрная туша с шумом упала на землю. Замешательство твари длилось лишь мгновение - вскочив на лапы, длинношей повернул свою голову в одну сторону, затем в другую, упёрся в меня взглядом, хищно улыбнувшись, раззявил зубатую пасть и стрелою метнулся вперёд.
Вперёд. На меня. А точнее - на Эльзу, которая стояла между им и мной.
Дальше всё произошло слишком быстро. Помню, как я сорвался вперёд. Помню, как оттолкнул свою сестру куда-то в сторону. Куда - я даже не глянул - было не до того. Помню, как бежал. Помню, как мой взгляд не отрывался от головы чудовища. Помню мысль: "нос, глаза или шея"? Мысль ударить тварь по носу я отмёл с первого раза. Глаза? Хорошая идея. Но я не был уверен, что на бегу я в них попаду. Шея? Да - та её часть, что сразу выходила из-за головы - самая узкая часть, почти в обхват ладоней.
Никогда не забуду приблизившуюся ко мне чёрную морду твари и её ужасные, острые, покрытые слизью зубы. Не забуду, как вильнув вниз, я вытянул руки, крепко вцепился в чёрную шею твари и стал сжимать её так сильно, насколько хватало сил. Не забуду шипение, не забуду крики и охи и не забуду мольбу богам, чтобы они дали мне как можно больше сил.
Ещё я запомнил гневные выкрики соскакивающих с сёдел воинов и звуки ударов копий, превращавших упругое чёрное тело в кровавую мерзкую грязь. Ещё я запомнил своё изумление от того, когда, отпустив руки, увидел слой льда, сжимающий шею зверя, словно тугой ошейник. И самое последнее, что я успел запомнить - широко распахнутые глаза своей сестрёнки, в которых читался и дичайший испуг, и всеобъемлющий ужас, и - невыразимая благодарность.
<p>
*</p>
Этим вечером в нашей деревне отмечали не одно, а целых два события. Первое, само собой, это избавление от страшного монстра. А второе - это рождение мага. То есть - моё, как мага, рождение. По этому поводу староста велел выставить харчевщику достойное угощение, а потому на длинных деревянных столах сегодня стояли самые различные яства - жареная свинина, запечённые гуси и утки, пряные паштеты, острые колбасы и много чего другого. И, конечно же, там было и моё любимое пиво.