– Опишите его поподробнее, синьор Гори.
– Если бы кто-то раскурил гигантскую трубку, вот такой он бы и получился. Тащился по рельсам прямо из туннеля, обволакивая вагоны, как будто хотел задурить всем головы. Я все думал потом, а что, если нас кто-то окурил, напустил дурман, чтобы мы посходили с ума, попрыгали прочь. Но нет, никто не спрыгнул. Они радовались, словно дети, оттого что машинисту пришлось зажигать огни, вот как стало темно в том поезде. Но ни один человек не пожелал слушать, не пошел со мной, когда я решил броситься прочь, потому что чувствовал, что, если останусь, туман сожрет меня, проглотит – и баста!
Карло и Кристина внимательно слушали, не отрывая от мужчины глаз.
– Мне стало так страшно, словно сама преисподняя разверзлась передо мной, и я кричал, словно помешанный, забыв о манерах, позабыв свое имя. А они смеялись надо мной, решили, что я испугался туннеля, глупцы. Кто теперь смеется?
– Вы думаете, люди пропали из-за этого тумана?
– Если на вас бежит дикая собака, кого станете бояться – ее или ее зубов? Какая разница, что тому виной. Туман вышел из туннеля, а значит, все дело в этом проклятом Клыке. Вы уже успели побывать там?
– Да, но мы не заходили внутрь, – ответил Карло.
– И правильно сделали, – продолжал синьор Гори. – Я бывал в других туннелях. Но ни в одном другом мое сердце не содрогалось от ужаса так, как в Клыке. Он прорублен в скале и должен быть пуст, но в нем нет ничего от пустоты, нет ни капли земного, того, чему мы привыкли давать названия. Этот туннель набит доверху, только его дары невидимы и страшны, они проникают в самое основание, порождают в разуме жуткие кошмары. В любом туннеле видишь выход, и он успокаивает тебя, до тебя доносится теплый ветер, который летит с другой стороны. А в этом… В этом туннеле ничего не движется. Сама жизнь там остановилась. Не слышно ни шороха, ни отголоска эха, он давит на тебя, отрезает от мира, смеется над всем, к чему ты привязан. Но я не позволил сделать это с собой и сбежал, испугался, что произойдет нечто непоправимое, и оказался прав. О, как я был рад этому решению и как опечален, что остальные не послушались меня.
– Вам, наверное, пришлось очень нелегко, – попыталась успокоить мужчину Кристина.
– Я целовал статую Девы Марии каждый день и благодарил за то, что она позволила мне остаться в этом мире. Но в благодарностях я обращался к ней с вопросом, вернет ли она обратно тех несчастных? Сделает ли она их такими же счастливыми, как меня и моих близких?
– То, что вы описали, больше похоже на сон, синьор Гори. А я хотел бы посмотреть на это с рациональной точки зрения, – сказал Карло. – Попытайтесь вспомнить, может, вы слышали какие-нибудь необычные звуки, перед тем как поезд зашел в туннель?
– Я слышал стук своего сердца. Именно оно подсказало мне правильный путь. Клянусь святой Эуфемией, мое сердце спасло меня в тот день.
В комнату вошла синьора Гори. Просторный сарафан с ярким орнаментом делал ее фигуру еще крупнее, а когда она присела рядом с мужем, он словно еще уменьшился в размерах. Женщина бросила неодобрительный взгляд на бутылку с вином, но не произнесла ни слова. Энцо на секунду замялся, словно размышляя, поставить ли ему бокал на стол, но решил задобрить жену иным способом:
– Моя Роза. – Он с любовью посмотрел на женщину. – Я вернулся ради нее. Чертов туман закрыл небо, изменил мир вокруг, но он не смог заставить меня позабыть ту, ради которой я родился на этот свет. Я понял, что это – моя остановка, что мне нельзя ехать дальше. Баста!
– Энцо, – отозвалась Роза, и пара обменялась нежными взглядами.
– Моя дорогая жена. Bella, non è vero?[4] А тогда она была диким цветком, который я должен был оберегать. Как я мог оставить ее одну?
Карло и Кристина с улыбкой переглянулись.
– Я хорошо помню тот день, – вступила в разговор синьора Гори. – Такое сложно забыть. В Ланцио проложили железную дорогу, большая честь, подарок нашему городу от столицы. Ах, какое это было событие! Все пассажиры вырядились как на праздник, дамы в красивых платьях, мужчины в белоснежных рубашках, дети все до одного в шляпках, и у всех на устах улыбки! Вот только один из пассажиров показался мне тогда чудным, непохожим на остальных: он постоянно оглядывался, дергался, был весь на нервах. Помню, я еще подумала, надо же, мужчина, а так боится простого поезда. А потом заметила, с кем рядом стоял тот мужчина. Тогда-то я сразу и поняла, что это за люди, ведь никто в Ланцио больше не носил таких дорогих костюмов. Никто, кроме мафии.