Пока двое других оппонентов подходили к капитану, он слегка ослабил защиту. Его дыхание приятно участилось, на разгоряченной коже проступил пот. Мотнув головой, Акурдуана отбросил с лица косу, заплетенную, как полагалось воину.
— В том, что произошло, нет вины Морна. Уриен и Сантар тоже ни при чем. И то, что вас там не было, не значит, что вы в чем-то виноваты.
— Да. Вина лежит на примархе.
Улан Цицер с заметным трудом поднялся ко входу в клетку. Со скамей вокруг за ним угрюмо наблюдала горстка Железных Рук, полировавших тренировочные клинки. Магистр ордена горбился, оберегая правую сторону тела. Из складок его тоги выступали толстые трубчатые бинты. Глядя на изможденное лицо легионера, можно было подумать, что его пытали годами, но он держал в руках изысканно украшенный ультрамарский меч и короткое копье, позаимствованное на одной из стоек в зале.
— Желая затмить моего отца, он действовал поспешно и необдуманно. Феррус Манус сам навлек беду на себя и на всех нас.
— Ты не вправе упрекать его в твоих потерях! — прорычал кто-то из Железных Рук. Йораан.
— Не во всех. Пожалуй, большинство из них случились из-за меня, и мне придется жить с моим позором. Устыдится ли он? Я не знаю. Это, как сказали бы у нас, теория. На практике же люди погибли только из-за того, что примарх не захотел подождать.
— У него имелись на то причины, — сказал Акурдуана.
Манус хотел доказать, что превосходит братьев. Или, по крайней мере, убедить самого себя, что равен им. Но, даже если бы капитан решился раскрыть тайну Ферруса, такое обоснование атаки вряд ли переубедило бы Цицера.
— Он — примарх, и не нам его судить, — добавил мечник.
Железные Руки согласно заворчали. Они проклинали Мануса так же часто, как восхваляли его, но имели на это право. Ведь воины были его сыновьями.
— Меня учили иначе. — Улан направил копье на Йораана и Эзока, клинок — на Акурдуану. Пусть тяжело раненный, он оставался магистром ордена XIII легиона. — Что же, вы сочтете, что ваша скорбь превыше моей? Не только вы лишились братьев.
Не сговариваясь, космодесантники Десятого отошли, пропуская Ультрамарина. Тот поклонился:
— Благодарю.
И без промедления сделал выпад копьем. Миг спустя четверо воинов, словно кислород в крови, бесследно растворились в кипучем, очищающем душу ближнем бою. Цицер бился с Йорааном. Эзок — с Цицером. Акурдуана сражался со всеми тремя и взял бы верх, если бы приложил немного усердия. Может, из капитана и не вышел великий художник (а также оратор, ученый, кулинар или медике), но с мечом в руке он как будто перерождался.
Становился ближе к Фулгриму, как иногда думал сам легионер.
Дальше от Императора, как ощущал он всякий раз, убирая мечи в ножны окровавленными руками.
Эзок, разъяренно отступая, запнулся о неподвижно лежащего Фелдорна и врезался спиной в прутья. Бойцу здорово досталось, но в схватке он явно ожил. Ветеран признательно кивнул Акурдуане, и тот ответил тем же, после чего поклонился всем, кто еще не потерял сознание. Протянув руку, он помог магистру ордена устоять на ногах — и замер.
В зале царила тишина.
Цицер и Железные Руки дрались настолько хорошо, что вместе отвлекли на себя почти все внимание капитана. Он даже не заметил, что в клетках внизу прекратились поединки. Их участники безмолвствовали. Прочие воины, которые желали скорбеть в одиночку, без упражнений с оружием, как будто омертвели. Сотня пар глаз, следуя за единственным повелительным взглядом, смотрела на Акурдуану.
Когда он начинал схватку, у воинов было скверно на душе. Теперь же, если бы речь шла о других людях, капитан сказал бы, что они напуганы.
Из-за прутьев за Акурдуаной наблюдал Феррус Манус.
Легионеру очень отчетливо показалось, что отсек сминается вокруг медузийца. Его немыслимая притягательная сила, словно нейтронная звезда, влекла надежды, страхи и сами жизни множества людей к краткой ослепительной вспышке и гибели. Опустившись на одно колено, мечник склонил голову:
— Мой господин примарх, я безмерно рад…
— Сначала Сантар и Дюкейн. Потом Уриен. Потом опять Сантар.
Фениксиец отличался вспыльчивостью и, бывало, выходил из себя, но гнев Горгона напоминал тектонический процесс.
— Теперь половина отделения моих ветеранов, — заключил примарх. — Неужели мой брат прислал тебя лишь затем, чтобы ты унижал меня?
— Мой господин, он…
— Фулгрим дозволяет тебе оправдываться?
— Н-нет, господин.
— Мне что, мало гардинаальцев, которые на каждом шагу мешают мне и срывают мои планы? Еще и капитан Акурдуана решил при любой возможности показывать слабость моего легиона?