Расплавленная почва поглощала мегалополисы[40] еще до подхода фронта бомбардировки, лишая их обитателей пары драгоценных часов жизни. Заводы, ради сохранения которых 413-я экспедиция прилагала огромные усилия, осыпались в лавовые реки.
Уже бывало, что во имя Императора миры полностью зачищали от строптивого населения, однако не с такой расчетливой жестокостью, как на Гардинаале Прим. Кара, выпавшая местным жителям, бесконечно далеко вышла за рамки обычного коллективного наказания. Даже орды Псов Войны[41] никогда не устраивали настолько беспощадных и тотальных геноцидов.
Обстрел завершился вместе с оборотом планеты.
Мир, сутки назад заселенный от полюса до полюса сотнями миллиардов людей, превратился в дымящийся шар оттенков искореженной стали и красной магмы. Скрипы и стоны опустошенных сверхгородов, похожие на вой неприкаянных душ, тихо отдавались даже на орбите: их воспринимали спектральные авгуры и географумы космолетов Железных Рук.
Уцелела лишь одна узкая полоска суши, идущая параллельно экватору. Комплекс взаимосвязанных укреплений на территории капитолиса, удачно расположенный в зоне тектонической стабильности и прикрытый мощными пустотными щитами, по-прежнему стоял, пусть и окруженный теперь стометровым рвом с лавой.
Кто-нибудь нанес бы по цели еще несколько ударов, чтобы обрушить грунт под ней. Кто-нибудь сбросил бы на планету вирусные бомбы или сжег ее атмосферу. Например, так поступил бы Пертурабо.
Но зачем нужна война, если не для демонстрации личной силы?
Феррус хотел посмотреть в глаза умирающим гардинаальцам. Он желал увидеть тот момент, когда враги поймут, что всегда были слабыми.
И поэтому война пришла к ним.
Небо застилала красная пелена из частичек ржавчины. Сейсмические толчки, то просто сбивающие с мысли, то сотрясающие землю, отдавались в истертых подошвах солдат Имперской Армии и запыленных корпусах их опасно перегретых машин.
Этот участок поверхности относительно не пострадал во время бомбардировки. Целые здания вокруг стояли на твердом грунте, что само по себе, конечно, было неплохо, но долго такое положение дел сохраняться не могло. Раньше Тулл наблюдал, как пламенный вал ползет с запада на восток, и затем, пока солдаты под его началом умудрялись посменно дремать, Риордан, не сомкнувший глаз, смотрел, как обстрел медленно движется обратно к ним, с востока на запад.
Увидев, как огненные шары падают с небес на занятый его группой островок из спекшегося рокрита и стенающей пластали, Тулл осознал, что отсрочка истекла.
Не то чтобы Риордан бегал от опасности на протяжении тридцати лет военной службы. Он понимал, что уже какое-то время искушает судьбу, но не до конца верил, что однажды погибнет по-настоящему. Туллу казалось, будто смерть уже имела, но упустила шанс забрать его. Медике с военной подготовкой легко нашел бы должность на гражданке, и большинство людей, получив пулю в колено, ушли бы в почетную отставку, несмотря на скудную пенсию. Но не Риордан. Он гордился теми тремя десятилетиями. Чертовски гордился.
Тулл верил в Крестовый поход — в его цели. Всегда. Сейчас подполковник цеплялся за эту веру, как за последний работающий блок охлаждения в Галактике.
Какие-то снаряды веером пронеслись в вышине и обрушились на землю в паре сотен метров от бойцов. Рокритовый шпиль-блок, служивший им укрытием, задрожал от удара. На месте рухнувших строений над рукотворной преисподней воздвиглись столпы пламени и пепла. В сравнении с тем, что здесь творилось недавно, этот акт вандализма выглядел почти жалким.
Риордан захромал вперед, пробираясь через рассредоточенные подразделения мотопехотинцев с запотевшими визорами шлемов. Взопрев в защитном скафандре, созданном для работы в вакууме и мирах смерти, он подошел к рокритовому ограждению круглой крыши, чтобы осмотреться получше.
Ибран Гриппе сжимал в руках магнокль. Полковник уже почти ничего не говорил и нервно вздрагивал от каждого сотрясения почвы. Его зрачки сузились до размера булавочной головки, а рот не закрывался до конца, словно челюсть свело судорогой. Тонкая струйка слюны текла по подбородку за воротник. Гриппе, оставшийся в парадном мундире, потел, как грокс, но, похоже, не замечал этого. Впрочем, Ибрана так накачали болеутоляющими и боевыми стимуляторами, что он, наверное, и имени своего не помнил.
«Все ради дела, — напомнил себе Тулл, — ради безопасности человечества и исполнения его великого предназначения».
Но сейчас пышные фразы показались ему пустыми и нелепыми. Легко в них верилось, когда Риордан следовал за людьми вроде Улана Цицера.
40
Мегалополис — наиболее крупная форма расселения, образующаяся при срастании ряда городских агломераций.