Перед окончанием практики несколько дней подряд я заходил в диспетчерскую и на чистовую перерисовывал глобальную схему станции, которая висела на стене и несла в себе всю информацию об объекте — мощности, наименования, направления, географическая привязка, место и роль в общей системе нефтеперекачивающих «коридоров». Я решил не мелочиться. Перенёс на бумагу всё. Произведение уместилось у меня на листе ватмана самого большого формата и явилось составляющей отчета по практике для кафедры.
Провожали меня двое — Троцкий и Белорус, остальные были на работе.
Зэк с генами парашютиста, любитель собак и вышек, прошел только до порога, сказал:
— Ну, ладно, давай, сам знаешь.
Белорус довел до вертолётки. Пока шли, рассказал новость:
— Рано ты отбываешь. На следующей неделе к нам иностранная делегация приезжает. От фирмы. У нас их оборудование.
— Ну и хорошо, — беспечно отреагировал я.
— Хорошо-то хорошо. Но я к такому с опаской. Дядька рассказывает, к ним на БАМ как-то корреспондент приезжал, буржуазный. Нафотографировал ихних двух бывших из бригады. Ну, знаешь, подловил ракурсы — рожи корявые, взгляды исподлобья, ухмылки сволочные, наколки. А потом за бугром статья вышла, вот кто магистраль строит, заключенные. Архипелаг ГУЛАГ и прочее.
— За Троцкого переживаешь? — пошутил я.
Но Белорус ответил вполне серьезно:
— Троцу отгулы дам, дома посидит, чифирь попьет.
Он перевел разговор:
— Все-таки надо было нам с тобой пободаться на прощанье. Хотя бы в лесочке, пока никто не видит. Готов пострадать. Чтобы шрам какой-нибудь остался. Для памяти. А то губа только изнутри лопнула, не видно. От шрамов ведь память лучше. А то был человек, и нет его. Эх, борт уже летит. Не успеем.
В небе застрекотало, сейчас появится над сосновыми макушками железная стрекоза. Хороший день, солнечный, ни облачка.
— Ничего, — сказал я, — не расстраивайся. Это не главное.
— Да я понимаю, — Белорус вздохнул. — Просто энергии много, выхода мало. Север поднадоел, а поначалу было здорово. В армию не берут. В Афган заяву накатал. Мне бы там в рукопашной равных бы не было. Душманы же не каратисты.
Рассмеялись. Белорус стал дурачиться:
— Представь, размахивается душман, раз меня по области сердца, а я только шатнулся, бац ему в рог, он раз и с копыт! Вот попробуй, ударь меня по сердцу! Не бойся, там ничего нет!
— Почему? — я даже поперхнулся от смеха.
— Потому что у меня сердце с другой стороны. Не веришь? На, послушай!
Он сделал грудь колесом.
— Верю.
— Вот меня в армию и не берут. Надеюсь, что пока. Я добьюсь.
Кураж перешел в печаль.
— Ну ладно, распределяйся к нам после института. В партию вступишь. Будешь нами руководить. Тогда поборемся. Только по яйцам не бей. Балерун говорит, что у нас троечники директорами становятся, а отличники в НИИ живьем киснут. Подумай.
— Подумаю, — пообещал я, коротко приобнял правосердечного и пошел к вертолету.
Схема
Я сдал на кафедру отчет по практике — схему нефтеперекачивающей станции и пояснительную записку. Через несколько дней декан, он же заведующей кафедрой, вызвал меня.
…Спросив про КГБ и насладившись моим удивлением, он продолжил:
— Я принимаю вашу пояснительную записку, зачитываю практику. А это ваше… — он вынул из-под стола мою схему, свернутую, как и положено, в трубу, — это заберите.
— А разве схема не нужна для отчета? В задании же — схемы и записка.
— Молодой человек. Вы знаете, что такое КГБ? Извините, что повторяюсь.
— Ммм… Ну…
— Если бы это была схема прибора, узла…Короче. Объект стратегический, и схема его, соответственно… Понимаете? Забирайте. Зачет. Всё.
Говоря это, он улыбался.
Забирая свое чертежное произведение, я спросил:
— Значит, можно выкинуть?
Дракон сделал серьезное лицо.
— Выкинуть? Ну что вы. Во-первых, это ваш труд. Во-вторых, мало ли что. В мусорках, знаете ли, бичи копаются. А вдруг бич — это, на самом деле… Даже не знаю, что вам посоветовать. Ну, съесть, чтобы не досталось врагу, это, наверное, много, все-таки сорок четвертый формат.
Мы немножко посмеялись вместе, добрый дракон и осторожный кролик, Ха-Ха и хи-хи.
Схему я забрал. Но не выкинул и не сжег. Поначалу, действительно, жалел свой труд. «Труба» с секретным материалом стратегического масштаба простояла целый год у меня в углу комнаты, которую я с друзьями снимал на пятом курсе. Хотя вполне могла бы пойти на растопку печки. Но ведь это была еще и память о Южном Балыке! Труд и память! Достопримечательность и ценность схемы прирастала с каждым месяцем. Даже съезжая после окончания института, и освобождая жилье, я не смог ту схему ни выбросить, ни сжечь. Не поднялась рука на детище. Так и осталась стоять в углу, на дальнейшее усмотрение хозяйки.