— Я бы хотела здесь родиться, — просто сказала Клара. — Не жить, как ты говорил, а именно — родиться. Чтобы меня воспитали верящие в Дроэдана люди и чтобы у меня самой не возникло бы даже мысли поспорить с происходящим.
Гид лишь усмехнулся. В его понимании Клара бы, при таком раскладе, сейчас бы бродила с «охотниками» Дару, а никак не жила бы в мире и спокойствии.
— Но у меня был Призрак, а это — обязывает, в какой-то мере.
Клара растянулась на постели, закрыв глаза рукавом.
— Я буду спать. Потому что эта одна из редких возможностей отоспаться в безопасности.
— Относительной, — заметил Гид, укладываясь рядом.
— Хотя бы такой. В конце концов, за это можно и нужно быть благодарным Эдену, разве нет?
Гид не ответил, да и не нужен был ответ. Заснуть у него так и не получилось. Зато получилось провалиться в мутную дремоту, раскалывающуюся приступами беспокойства — все же, слишком редкими для его обычного сна, что не могло не радовать.
Когда послышался стук, Клара лишь перевернулась на бок. Гид поговорил с Дару шепотом, рассказал о находке и пообещал уйти этим же утром. Парень выдержал — лишь губы сжались в тонкую полосу да похолодел взгляд. И это было гораздо приятнее по-детски восторженного лица старого Зиккерта.
Слишком, слишком просто далась эта новость Дару, даже не смотря на его личное участие в благополучии Эдена, в обход какого-то там «духа». Гид ожидал если не крика и неверия, то хотя бы испуга и просьб ничего не рассказывать другим. Но единственное, что Дару сделал, — долго-долго не отходил от закрытой уже двери. Думал. Возможно, принимал решение.
Уже опустилась ночь, но заснуть все равно не получилось. За долгое время Гид привык доверять собственным чувствам. Если волнение просачивается в сон — стоит проснуться. Стоит двадцать раз за ночь проснуться и оглядеться и даже перейти в другое место, где желание спать вновь преодолеет приобретенную паранойю.
Под утро Гид разбудил Клару и попросил вернуть на место пулемет. Она ничего не сказала, только нахмурилась, а уже через минуту вновь спала, пользуясь нежданной возможностью. Гид сотню раз проверил, как открывается и закрывается дверь, и обошел дом по кругу прежде чем вновь попытаться заснуть.
И все равно прогадал.
Он проснулся от запаха гари и почти с наслаждением открыл огонь. В стену и дверь.
— Клара, к стене!..
Осколок зеркала среди хлама на крыше маленького домика. Случайный осколок и случайный солнечный луч. Возможно, что-то начало тлеть еще днем, возможно, все произошло за несколько утренних часов. Все возможно и все случайно. Не случайна только тревога бывалого путника и пулемет вместо руки.
Изрешеченные доски сломались с нескольких ударов, Клара шмыгнула в дыру, за ней — Гид.
И прямо в лицо — десяток прямых взглядов и неуверенных улыбок...
Жар облизывал голую шею, Клара прижимала к груди рюкзак Гида, его же обрез и два фильтра, сумка болталась на плече — Клара не могла себе позволить потерять хоть что-то из имеющегося.
— Осколок, возможно, — спокойно произнес Зиккерт. — Дроэдан не любит таких, как вы, но он оставил вам возможность спастись и поверить.
— Гид, — шепотом сказала Клара. — Сколько ты стрелял, а они...
А все, кто собрался, остались живы. Улыбка Зиккерта страшила. Гид нашел взглядом Дару. Сын старейшины стоял чуть в стороне, с белым-белым лицом и пустыми, совершенно пустыми, без малейшего проблеска мысли, глазами.
— Дару! — крикнул Гид, и все потерялось, стерлось в пелене злобы.
Кажется, его держали. Кажется, рядом была Клара. Десятки рук и сотни слов... все перемололось в пыль, которую кто-то собрал в горсть и кинул в глаза Гиду.
А через минуту пыль стала песком. Обычным ветром, предвещающим новую песчаную бурю. И там, за стеклами опущенных на глаза защитных очков, за песком и за силуэтами разбегающихся по домам людей, ушел куда-то Дару, глядящий только себе под ноги.
Гид взял из протянутых рук фильтр, надел маску. Поднялся с колен.
— Клара, ты видела... Дверь была заперта? Снаружи?
— Я не смотрела. Хочешь — иди, взгляни.
Осколок зеркала на крыше и полумертвый Дару... И шанс узнать наверняка — виноват неизвестный дух или один лишь человек, решивший исключить любую возможность раскрытия правды.
Гид повернулся в другую сторону и увидел только песок. В голове звучали недавние слова Клары. Пусть они живут, как им нравится. Пусть будет город-рай. С затерявшимися на крышах осколками зеркал.
Разбитые стекла до сих пор снились ему. Когда он ступал на них изуродованной своей конечностью, которую привык считать ногой, в них успевало отражаться море. Невозможного цвета — синее. Он такого не видел еще нигде, но отчего-то помнил название. Осколки впивались в черные от мозолей и грязи подошвы, заставляя чувствовать немного болезненные уколы.
Сначала он думал, что в стеклах отражается небо, и задирал голову, рассматривал, но находил лишь голубую пропасть и палящий белый шар на самом ее дне. Значит, в стеклах было море. Точно — море. Нарисованные на оскаленных останках каменной стены синие волны. Плавные идеальные изгибы. Белые шапки пены. Неполный набор букв, по которому можно было восстановить надпись — «Музей океана».
Он не представлял, что такое «музей», а об океане вскоре догадался — это очень большое море.
Возможно, стекла помнили картины, что хранились за ними, и животных, что за ними жили. Возможно, стекла помнили море. Он тоже запомнил.
Когда он шел, под ногами попадались и кости — он отодвигал их в сторону ступней. Аккуратно, с почтением. Обглоданные хищниками, выбеленные солнцем, кости попадались реже стекол, и это радовало.
Его тяжелые вздохи в музее привлекли монстров. Три прыгучие длинноногие твари с дрожащими острыми ушами и вытянутыми мордами кинулись к нему с разных сторон. Он помнил таких — не в первый раз видел, — и не боялся уже давно. Вернее, он вообще уже не знал, что это такое — страх. Такими кулаками можно было расшибать, наверное, и камни... Шеи сворачивались легко. А прокушенная шкура — не такая уж большая беда.
Когда он нашел полуистлевшие тонкие книги с большими картинками, он метался среди руин, отыскивая тех, кого недавно убил, а затем сравнивал изображения с трупами, долго, тщательно, пытаясь отыскать хоть какое-нибудь сходство. Но эти, ушастые, явно не знали, каково это — быть в море. Они не продержались бы в нем и часа.