И он бы не продержался, но повезло — отыскал специальный костюм. Три болта крепили металлический рыжий шлем с прозрачными иллюминаторами к костюму из грубой материи. Правда, одно стекло пришлось вынуть, чтобы дышать, да и костюм был маловат — пришлось распарывать и вставлять куски ткани... Работа длилась весь день. И тот, и следующий. Распухшие, огромные, неповоротливые пальцы с трудом держали толстую кривую иглу и белую нить.
И нить, и иглу, и даже ткань — черный кожаный плащ, — он нашел. Он не помнил, где. И подозревал, что много, много событий просто выпало из его памяти, когда он увидел то, самое важное, самое удивительное и прекрасное... Синие волны на полуразрушенной каменной стене. Он очень многого не помнил.
Например, своего имени.
Он всего лишь знал, что всегда шагал вот так, находил что-то и забирал. Потом выбрасывал — если видел что-то занимательней.
Теперь он нес с собой контейнер из небьющегося стекла с плавающими в нем цветными рыбами. Он их, рыб, нашел уже после Музея, уже в пустыне, на могиле чьего-то дома. Валялись они в обломках, в хламе, рядом с разломанной кроватью, в которую поместилась бы разве что треть обычного человека. Разноцветные маленькие рыбки — синие, красные, зеленые, желтые... Сколько цветов он вспомнил!
Кто-то глупый и жестокий вытащил их на сушу и привязал к деревяшке с крючком, подвесил на лески... Кто-то, наверное, смотрел на них и даже не догадывался, что рыбы не могут жить без воды. Наверняка ведь никогда не бывал в Музее.
Как он спешил, заполняя контейнер водой из ржавой колонки, как торопился! Как радовался, когда рыбы стали плавать. Не очень уверенно, правда, не решаясь опуститься под воду, но все же.
— Когда мы придем к морю, — сказал он, вытирая слезы, — вы сможете вернуться домой. Я выпущу вас, а вы покажете мне, как красиво плаваете. Вы только доживите до этого дня, вы только не оставляйте меня.
Там же ему вновь повезло — он нашел друга. Осьминожку. Он так и назывался в другой книжке с картинками — она нравилась ему больше первой. В этой рисунки были ярче и смешнее, а кроме животных попадались и маленькие забавные люди, каких он еще ни разу не встречал в жизни. Или уже не помнил.
Осьминожка был фиолетовым, с тремя светлыми пятнышками и большими, черными, блестящими глазами — ну точь-в-точь как на картинке! Просто чудо. Осьминожке вода не понравилась и плавать там он отказался — опустился на дно контейнера и вдруг показался очень-очень грустным. Ему подходит только настоящая морская вода — понял он. И тоже успокоил:
— Не бойся, мы дойдем до моря. А пока, раз ты не можешь ходить на своих щупальцах, я тебя понесу.
Осьминожка был совсем легонький и очень мягкий. Он нес его на сгибе руки и рассказывал про море. И хоть Осьминожка не мог говорить, иногда рот его открывался.
Он быстро научился понимать своего друга и отвечать на его непроизнесенные вопросы. Им и весело было — ведь всегда весело, когда можно поговорить о любимом море.
А потом он встретил людей и закрыл Осьминожку собственным телом, потому что у него-то кожа не кожа, почти броня, а Осьминожка — он маленький, мягкий и гораздо более несчастный. Что бы сделала с ним одна-единственная пуля!.. Да и тогда он очень испугался за контейнер с рыбками, который, перехваченный ремнями, носил за спиной. Но стекло не подвело, разве что сами рыбки перепугались.
А ведь сначала он пытался говорить, но пришлось снова уйти. Люди — с ними вообще случалось что-то страшное, когда они видели его. Они словно забывали разом все слова и переставали понимать его речь.
— А может, они не умеют говорить? — задумчиво спрашивал он у друга. — Может, это они мутировали, а не я?
«Наверное, — соглашался Осьминожка. — Я же тебя понимаю, хотя вообще животное».
— Ну да, — говорил он. — Но ты из моря, а там все красивое и умное.
И он вновь и вновь показывал Осьминожке картинки из прихваченных книг и читал вслух. Только с каждым днем последнее, отчего-то, давалось ему все труднее. И когда буквы не желали складываться вместе, он начинал говорить по памяти — хотя это тоже было не слишком легко. Но — он подозревал, — именно поэтому он вообще еще способен помнить. И думать.
— А знаешь... Ведь сначала мне дали имя — Мутант. Но потом я понял, что это не имя совсем, а сказали мне так, потому что я мутировал. И потому что я страшный.
«Да подумаешь, мутировал, — смеялся Осьминожка. — У нас под водой такие звери! Такие рыбы! Ты же знаешь. Ты совсем не страшный по сравнению с ними».
— Ты мне покажешь их? Ты меня познакомишь? Как там, — книжка почти распадалась в огромных руках. — Вот тут... Хотя я выше этого человека, и больше, и страшнее, но они тут... Смотрят...
«Конечно, покажу. Только дойти бы нам...»
— Дойдем. Я сильный, я дойду и тебя донесу.
«Спасибо...»
И вот это вот робкое, тихое «Спасибо» очень нравилось ему.
— Донесу, — повторял он часто. — Донесу.
И слушал, слушал ответ.
Еще он пытался говорить с другими из тех, кого люди называли мутантами, и не отвечал ему никто. А их шеи, как и всегда, ломались легко.
Так вот они и ходили вместе — Мутант и Осьминожка.
Пустыня уже не кажется такой желтой и горячей, когда смотришь на нее из водолазного костюма. Он помог еще и тем, что теперь встреченные люди не нападали сразу, не понимали, кого видят, — и можно было уйти, не дожидаясь выстрелов. Ведь так надоело уже каждый раз зашивать костюм! А говорить с людьми — бесполезно, он уже убедился. По крайней мере, пока они не заговаривают первыми.
Как случилось, например, в тот единственный раз.
— Кто ты? — спросили его прямо, резко и очень грозно.
В костюме он не мог повернуть голову и потому часто не замечал, что творится за его спиной. И тогда разворачивался медленно, ожидая нападения.
Но люди не стали стрелять.
Их было двое, разного пола, насколько он мог понять по сложению тел. Женщина стояла дальше и целилась в него из ружья, лицо ее скрывала маска с прямоугольными очками, вниз и за спину уходил тонкий шланг от фильтра, из-под платка, покрывающего голову, выбились длинные темные пряди волос. Мужчина был совсем рядом, в двух-трех шагах, носил вместо руки пулемет, а ногу держал в канистре с чем-то желтоватым.
Ему внезапно понравилось, как незаметно они к нему подобрались — будто вынырнули из песка. Понравилось, как они стоят — уверенно и прямо. И ветер бесновался за их спинами, но не мог сдвинуть с места двух человек. Впервые он подумал, что кто-то столь же силен, как он сам.