Чуть позднее Дик признался, что слышал, как проходят рядом люди, но не хотел кричать. Просто не хотел. Ждал смерти. И пока Клара крыла его последними словами, он вдруг цапнул со стола банку и залез в нее грязными пальцами. Врач помедлила лишь пару секунд, но понимала, что промедление было осознанным. Она ждала, четыре долгих секунды ждала, пока этот старикан не проглотит кусок красноватого мяса и не оближет измазанные серо-желтым желе пальцы. «Идиот, — сказала она, отбирая банку. — Теперь будешь здесь, под моим присмотром». Так было выяснено, что консервы можно есть. Никто не отравился ими.
— Это... Это даже вкусно, Гид, поверь, — пробормотала Клара, разглядывая другую банку, пока Гид ножом вскрывал первую. — Точно такие и помню... А вот здесь... — она стукнула ногтем по отваливающейся от банки бумажке. — Такая штука, большие желтые куски, от них сильно хочется пить... Но ничего лучше я не ела никогда.
— Доверяю тебе первой это попробовать, — Гид протянул Кларе нож и банку. Содержимое ему не понравилось.
— Пахнет же мясом. Не обычным, но и не тухлятиной, — Клара засомневалась на миг, но воспоминания оказались сильнее. Она подцепила кусок кончиком ножа и прожевала. Задумалась, глядя в банку. — А знаешь... что-то мне нехорошо.
Гид вскинул брови и потянулся к ее сумке с аптечкой.
— Да, нехорошо, — она вытащила еще кусок и тоже отправила в рот. — Я ведь уже привыкла к нашим жареным крысам и змеям. Даже не знаю, как переживу этот избыток нормальной человеческой еды.
— Ты шутишь? — спросил Гид. — Действительно шутишь?.. Ладно, дай и мне.
Это и вправду оказалось вкусным. А может, после крысы все кажется вкусным.
— Понимаешь теперь? — Клара огляделась. — Понимаешь, что мы, возможно, самые счастливые люди в этом мире, раз у нас много еды и воды? А еще крыша над головой и запирающиеся двери?
Они подумали об этом одновременно. И одновременно помчались обратно — по коридорам, к люку, который они оставили открытым.
— Не слишком надежная защита, — покачал головой Гид, когда люк встал на место, а между ручками Клара просунула свое ружье.
— Нужно притащить сюда что-нибудь. Что-нибудь шумное, чтобы если кто заползет, его было слышно... А лучше — найти капкан или вроде того.
Что-то не понравилось Гиду в ее словах, но он не мог понять, что именно. Да и, в конце концов, здесь было еще, над чем думать и что делать. Например, Гид был бы не против поесть все-таки — в последний раз они ели вчерашним днем. А что до банок с консервами... Однажды Гиду и Кларе пришлось есть монстра, вот тогда стоило переживать, но — до сих пор целы и здоровы. То есть, не хуже, чем были.
Это было весело. До одури весело бродить по коридорам, заглядывать в кабинеты... В большинстве из них были лишь койки и пустые шкафы, пару раз встретились рабочие столы и незнакомые аппараты, которые не удалось заставить работать. Сытые, отмывшиеся от пыли и грязи, они ходили, все не решаясь спуститься на этаж ниже. Как будто могло там обнаружиться что-то, сломавшее бы хрупкую безопасность.
Последним шагом к всепоглощающей радости стали книги. Целых три книги. Две из них опять напомнили Кларе о другом бункере — она снова не могла понять из них ни единой строчки. А последняя... Гид плохо читал, но после первого же предложения понял, что не выпустит ее из рук, пока не разберет все написанное.
— Что там? — Клара с негодование захлопнула свою книгу и повернулась к замершему Гиду. Он, выпрямив спину, сощурив глаза, едва заметно шевелил губами. Прошло несколько минут, Клара листала том в мечтах наткнуться на хоть что-то знакомое, а Гид все не шевелился.
— Что там? — повторила она. Гид не ответил, пытаясь носом или подбородком перевернуть страницу. Клара подошла, заглянула в книгу и нетерпеливо притопнула. — Неужели протезы?
— Нет, — Гид закрыл книгу быстрее, чем она смогла прочитать хотя бы строку. — Там... О человеке. Не так как в «Науке сегодня», не так в записях Дроэдана, а просто...
Клара вырвала книгу у него из руки и вчиталась. Там, на первой странице, человек всего лишь проснулся и оделся, поглядел в окно и оценил, какая замечательная стоит погода. И все это... Все это — в совершенно ином мире, который когда-то кому-то был привычен и ясен. Дух захватывало.
Они забрались в одну из комнат с кроватями, нашли такую, где зажигался свет. Они прихватили с собой полные воды фляги и пару банок с консервами. Они стали читать. Это было странное чувство — половину описываемого им пришлось додумывать, но все равно виделась картина прошлого.
И это прошлое вызывало вызывало смех.
Потому что человек с каким-то трудным длинным именем сильно-сильно беспокоился о вещах, не требующих волнения вообще. Он собирался к друзьям и думал, а не пойдет ли дождь и не испортит ли его костюм. Он подбирал перчатки и платки. Он рассказывал, где заказал новую мебель — и очень ей гордился. Словом, это было познавательно и интересно, но... очень-очень смешно.
— Гид, — не выдержала Клара. — Он думает, стоит ли целовать девушке руку, очень долго. Но нигде не говорится, что у девушки кожное заболевание.
— Видимо, это просто традиция. Хотя читай дальше, может, там все разъяснится...
Друзья в книге выбрались на природу, взяв с собой еду в плетеной корзинке, — это называлось пикником. «Давай возьмем ящик с консервами и посидим на поверхности, — усмехнулся Гид. — И будем, как те, из книги». Он тоже вдруг стал шутить.
Глаза у Клары уже слипались, когда история вдруг оборвалась, — просто со следующей страницы начиналась уже совсем другая, с другими людьми. Гид не поверил и сам перечитал последние строки.
— И зачем это рассказывалось? — поразился Гид.
Книжный человек все-таки поцеловал руку предмета своих грез — той самой девушки, оказавшейся, видимо, незаразной. Это описывалось долго, ярко, но... они ведь ничего особенного не сделали. Неужели традиция имела такое больше значение? Или рука играла какую-то особую роль во взаимоотношениях людей?