– Жажду реванша, сударь! – сказал я и повел глазами в поисках цели.
– Извольте-с, – благосклонно ответил Дим и закурил.
Сканирую улицу, разгоняю анализаторы, ищу задачку посложнее. Пара декольтированных блондинок с нарощенными ресницами – чепуха, механические куклы. Дим за минуту обойдет их фронтальную стереотипическую защиту, вроется в бессознательное и будет вертеть, как захочет… Фешенебельный бизнесмен в костюме от кого-то, выбирается из дверцы «Бентли», открытой водителем. Не подойдет – у таких центр сексуальной энергии частенько барахлит, ладья отпустит пару скабрезностей и вышибет его из колеи напрочь… Дедок довоенного образца, лицо похоже на мятую газетную бумагу. Нет, медленно и со скрипом, но Дим развернет его в нужную сторону, а потом я еще и выслушаю лекцию о старческой ригидности…
О, вот вариант! Матрона на автобусной остановке. За сорок, длинная юбка, желтый свитер. Бедра, брюхо, задница, бюст – все огромно и бесформенно. Лицо обрюзгшее и свирепое, губы стиснуты, уголки рта отдернуты вниз. Рука вцепилась в шлейку мешковатой сумки, на жирных пальцах широкие сизые ногти. Вне сомнений, эта женщина считает полностью обоснованной свою ненависть ко всем: к мужу, детям, скотине начальнику, шлюхе соседке, идиоту врачу, продажным политикам, к миру как таковому. Она уверена: сей мир – полное дерьмо, и мысли об этом приносят ей наслаждение. Уверенность в том, что мир – дерьмо, дает ее натуре мощный стержень, незыблемую опору.
– Свирепая тетка? – спрашивает Дим.
– Она самая, – ехидно подмигиваю я. – Через двадцать минут мне нужна фотография ее ребенка.
– Что ж… идем.
Мы подходим к остановке, но вместо того, чтобы перейти в атаку, Дим закуривает еще одну. Поворачивается к женщине боком, не удостоив ее тщательного наблюдения, и как-то судорожно затягивается. Хмурится, думает о чем-то, пыхтит.
– Представляешь, Владь, я полночи не спал сегодня.
– Да ну?
– Ага. Все вертелся, ворочался, в боку болит что-то, в голову всякая ерунда лезет. Аленку, знаешь, сократить хотели. Ты слышал, да? Мол, у нее диплом не по Болонской системе – придирку нашли. А на деле в чем суть?
Я слегка теряюсь, поскольку никогда прежде Дим на бессонницу не жаловался. Собственно, он вообще ни на что не жаловался, даже когда лежал в госпитале с пулевой дыркой в животе.
– А дело в том, Владя, что начальнику не по душе пришлась. Она-то, Аленка, смышленая – а кому нужно, чтоб подчиненный много умничал? Тупицы же сидят, не пробьешь! А то, понимаешь, начну эту вот Петровскую вспоминать – кошмар!
Рядом останавливается маршрутка, матрона взбирается в салон и проходит вглубь. Следом – мы. Автобус трогается, Дим продолжает:
– Молодая же, красивая, самое детей растить – а тут вот. Убила себя. И все козел этот – каков, а! Расстались, говорит. Я тут, мол, не при чем. А кто же при чем, если не ты, а? Разве не ты мозги пудрил? Не ты? Небось, обещал жену бросить, только, мол, момент подходящий выберу… Ага, знаем мы эти песни!
Я начинаю смекать, что к чему, и скашиваю взгляд на матрону. Та роется в своем сумчатом мешке, чертыхаясь сквозь зубы. Наконец извлекает пригоршню мелочи и протягивает Диму:
– Передайте.
Он поворачивается к ней, хватает мелочь не глядя, и тут же восклицает:
– Пять пятьдесят! Маршрутка уже пять пятьдесят стоит, ага! А знаете почему?
Обращается уже не ко мне, а к ней, только смотрит не прямо в глаза – чуть вбок.
– У?.. – говорит матрона. Она-то знает, отчего растут цены: от того, что мир – дерьмо. Но не прочь услышать версию Дима.
– Монополия, – сообщает он доверительно. – Все вот эти маршрутки принадлежат одной конторе. Зять, значит, нашего мэра заправляет. Ага? Конкурентов, понятно, никаких – передушили. И теперь творят что хотят. Скажите спасибо, что еще за ходьбу по тротуарам плату не берут.
Женщина меняется в лице: рот еще больше искривляется вниз гримасой обиды и печали, но в глазах возникает нечто вроде злобной радости.
– Такие все, – говорит она. – Дожились.
– А еще говорите – бессонница откуда. У меня, понимаете, приятель – доктор. Иначе я бы не пошел к этим ворюгам. Так вот, приятель осмотрел – говорит: бессонница – от нервов. Жизнь такая, что без нервов не выходит.
– Ага, – говорит матрона, глаза ее сияют. – Я забыла уже, когда спала нормально! Это же невозможно! Вот вчера…
Дим прерывает ее и добавляет: