— А что случилось? — поинтересовались из дальних рядов более расслабленные и оттого наглые коллеги.
— Да эта су… сумасшедшая женщина весь донос матюгами исписала, только предлоги нормальные остались! — рявкнул в сердцах приближённый, едва сдерживаясь, чтобы не порвать в клочья срамную бумажку, а потом куда более вежливым тоном пояснил: — Forgesiv cuprimmy komonef, pardonie. Tranzi horo се Vi estu kold solfpix.
— Esperi, — удовлетворённо кивнул головой сидящий за столом мужчина, припустив в голос меленькую толику угрозы. — Nun Vi raporito Me pri atakish kaj pri tio, kio ciu ciom fari sube tablo.
Секретарь небрежно ткнул затянутым в перчатку пальцем себе под ноги, где горой валялись грязные пропылённые сумки, на которых аккуратными стопочками лежала одежда, пребывающая в не менее плачевном состоянии. Создавалось впечатление, что под изящным, каким-то излишне женственным столом располагается схрон разбойничьей шайки, что по вечерам режет в подворотнях нищих и юродивых. Насильно выдвинутый парламентёр послушно перевёл взгляд вслед за пальцем и смутился больше прежнего, разглядев покоящиеся сверху женские трусы с подмигивающим единорогом. Казалось, даже взгляд пропечатанного в хлопке животного указывал на всю недалёкость присутствующих.
— Э-э-э, ну Ni, — совершенно растерялся мужчина, не зная, куда девать глаза от женского белья, но словно вспомнив, что-то важное рванулся в ряды соратников, вытаскивая из них упиравшегося не-чародея. — Сiu esti geregawaey lian iniciato!
Вытащенный вперёд мужик немного растерялся, больше удивлённый, нежели испуганный, и настороженно оглядываясь на сомкнувших ряды товарищей, как чувствуя, что из него хотят сделать крайнего. Предчувствия его не обманули, поскольку спорить с заявлением бывшего парламентёра никто не спешил.
— Вы чего, — непонимающе нахмурился грузный лысоватый мужчина, что во времена своей молодости наверняка походил на небольшой шкаф, но сейчас раздобрел до комода. — Я ж по-ихнему не балакаю. Только со словарём инструкцию прочту или докладную. А так толку-то.
Несмотря на простоватое лицо, и нарочито грубую манеру говора, словно специально создающую образ туповатого вояки-парня, глупым мужчина не был. Пусть ни в его взгляде, ни в словах не было намёка на глубокий интеллект, зато вся поза, все движения до мельчайших подёргиваний пальцев выдавали ту неизменную хозяйственную хватку, что позволяла столетия назад становиться князьями и даже в лихие времена получать стабильный навар. И секретарь, привыкший по долгу службы за версту видеть таких людей, это сразу отметил.
— Sekvul, — поощрительно улыбнулся посланник Cefa, сопроводив свои слова незамысловатым жестом.
— Всё началось с того, как начальница представилась, — правильно растолковав пожелание тощего иностранца, деловито начал мужчина, подёргивая в руках рамку старомодных счёт. — Пока господа чародеи тут скорбели по-всякому и ждали указаний, я прикинул, что всё на самотёк пускать не стоит и поднапряг своих ребят по округе, чтобы не упускали чего. И вот утречком мне кузен отписался: так мол и так, шляется возле Березняков отряд ищеек под прикрытием и трое побирушек странных, у которых от золота сумки трещат, да ещё и монетки подозрительные. Монеты я, кстати, проверил: наши. Те самые, которыми жалование платят, из забугорного сплава. И где только столько уволочь ухитрились, чвыры. Ну, я и приказал их оглушить и к нам заволочь на всякий случай, пусть посидят у нас в зверинце, о жизни подумают, вспомнят что-нибудь важное. Кто ж знал, что так получится? А как от Вас указания новые получили, так и забрали ценное. Токмо не знали, что именно, вот и сняли всё.
Поначалу давнишний парламентёр ещё пытался неловко переводить сказанное Шпаковским, подбирая более обтекающие формулировки и корректные фразы, но быстро замолчал, сообразив, что его попросту игнорируют. Неизвестно, каким образом (может, секретарь умел читать по губам или практиковал чтение мыслей), но эти двое умудрялись понимать друг друга, несмотря на языковой барьер и перекошенные лица приближённых, крайне удручённых таким взаимопониманием.
— Fo ciu, — светловолосый, почти не морщась от боли, кивнул в сторону окна, — esty Via ideo shtei?
— А чего им без дела простаивать, — понятливо хмыкнул завхоз, донельзя довольный и хваткой, и хищным блеском в глазах нового начальства, — когда рядом ищейки нарисовались.
— Frozzelif ideo, — расплылся в неприятной, демонической улыбке секретарь, от чего казалось, будто уголки тонких обветренных губ стремятся порвать щёки и слиться с ушами. — Uo-deklarul cherryneefi situacio.
Только после того, как последний из просителей, повинуясь его категоричным указаниям и жёстким инструкциям, покинул кабинет, осторожно, но крепко прикрывая за собой двери, мужчина позволил себе расслабиться, с беззвучным стоном сползая по креслу. Подобрав с пола уже порядком растёкшийся узел, он торжественно водрузил его себе на макушку, морщась от потёкшей за воротник влаги. Холод немного притуплял боль и примирял с угнетающей обстановкой интерьера. Работать в окружении тяжёлых тканей, пестрящих золотым шитьём; расписных обоев с тропическими птичками; фарфоровых статуэток разной степени слащавости и оголённости было подобно пытке. Стоило оторвать взгляд от бумаг, как он тут же натыкался на какой-нибудь фужер, цветок или бюст.
Впрочем, господин секретарь работать и не планировал, здраво полагая, что с раскалывающейся головой и постоянно дёргающей нервы отдачей, ничего адекватного решить не сможет. Совершенно некстати активизировавшаяся старая печать, о наличии которой он уже года два и думать забыл. Она была сломана так бесцеремонно и дико, что и без того сжатый слоями плотной защиты резерв оказался неприятно вздёрнут неминуемой отдачей и теперь никак не мог успокоиться обратно. До конца не верилось, что созданное им заклятье, не имевшее аналогов, могли разрушить. Для этого необходимо было, как минимум, распотрошить носителя. Факт оставался фактом, не давая умело скрывавшему свою сущность чародею спокойно насладиться столь долгожданным отдыхом. Освободив ноги от начищенных до блеска сапог, мужчина блаженно пошевелил натёртыми лечебной мазью пальцами и с немалым удовольствием закинул пятки на низенький подоконник. Конечно, было рискованно позволять себе такие вольности, когда в кабинет в любой момент могли ввалиться посторонние, но терпеть пытку обувью мочи больше не было.
— Ну, кто бы мог предположить, — подумал про себя мужчина, невольно возвращаясь в мыслях к двум молоденьким и не в меру ретивым источникам своих недавних злоключений, — что две малолетние лоботряски окажутся теми самыми хитроумными тайными телохранителями мелкого Важича, о которых мне с трепетом докладывали. Узнай они о своём статусе в этом лицедействе, первыми бы с визгом грохнулись в обморок. Да вызволение парня от забот этих двоих стоило рассматривать не как акт насилия, а как проявление милосердия и мужской солидарности.
Медведь криво усмехнулся собственным мыслям и желанию отправить несостоявшейся жертве открытку с искренними словами понимания и сочувствия, возможно, даже извиниться, за то, что не успел провернуть его похищения до того, как две невыносимые чародейки изволили появиться на горизонте. С появлением же нового Главы сам план с похищением терял всякий смысл и то незамысловатое изящество, характерное всем планам, тщательно подкладываемым и вводимым в уши честолюбивому послу, верившему в собственную гениальность. С потерей же марионетки давление на Совет и вовсе грозило непозволительно ослабнуть, ставя под угрозу сам процесс захвата власти. Только секретаря такие мелочи жизни боле не смущали: в представленных бумагах он успел заметить копию последнего отчёта по проверке предполагаемых выходов силы, а на столе вместе с другими личными вещами в нарочитой небрежности и непритязательности лежала в связке заветная печать Кейтуса. Хотя последняя из групп, посланных на исследование предполагаемых могил, так и не удосужилась отписаться про наличие вторичных признаков пришествия Крива, ждать их смысла больше не было, раз остальные этих признаков не обнаружили. Место активизации печати было определено, древний артефакт находился в его руках, оставалось лишь дождаться пика силы. Впервые за долгие годы Медведь в полной мере ощутил, что спасение его проклятой души не так уж и далеко.