Наконец-то подал голос, казалось, заснувший Егор Данилыч:
– А я вообще думал, что он будет приближаться к Райкину… Дело в том, что Ефим всегда узнаваем, его не спутаешь ни с каким другим исполнителем… А еще он умеет держать в руках большую аудиторию, а это на эстраде умеют делать единицы…
– Если бы не Рома Виктюк, не было бы и Фимы, вечно нуждающийся в любых конфликтах – основе драматургии. – Поэт Файбышенко почесал себе нос. – Я хорошо знаком с Роман Григорьевичем. Сегодня он не нуждается в представлении, а в середине семидесятых годов его знал лишь узкий круг профессионалов. Тогда он только что появился в Москве, проработав после ГИТИСа несколько лет в театрах Киева и Вильнюса. Я хорошо помню его первые работы в Москве: в театре имени Моссовета у Юрия Завацкого, его спектакль «Царская охота» по Леониду Зорину, несколько пьес в Студенческом театре МГУ, где он был главным режиссером…А уже потом он пришел преподавать в эстрадно-цирковое училище, где и заметил Шифрина.
– Лев Юрьевич, а ты же кроме Фимы еще, по-моему, и с Кларой сотрудничаешь.
– С Новиковой я общаюсь на протяжении пятнадцати лет… Кларина популярность одно время сменилась на страшное для нее забвение, ее долго не принимали. А потом… Получилось так, что она на время выпала из круга активно работающих людей. Тогда в жанре сатиры и юмора вообще была монополия. А Кларка… она из той породы женщин, с которыми не нужно долго устанавливать контакт, это такая мама-тетя-сестра.
– А к ней вы сегодня не собираетесь? – спросил Бесхребетный.
– К ней – нет, – улыбнувшись, заметил Новоженов. – На всех времени у меня сейчас нет; основным все-таки остается телевидение, хотя как интеллигентный человек я презираю телевизор…
– А что ж тогда связались с этим монстром? – поинтересовался Флюсов.
– Потому что у него есть будущее… Это очень молодое искусство, выходящее из вулканической стадии, изменяющееся прямо на наших глазах, поскольку не все технические возможности реализованы, тем более – открыты. Согласитесь, новые телевизионные решения необходимы, потому что мы живим в театрализованную эпоху. Когда мало, скажем, сочинения и публикации книги, очень важно грамотно ее представить. Часто бывает, что к прочтению книги подвигает интересная судьба автора или какой-то слух о нем. Многие стихи Пушкина прочитываются совсем по-иному, когда ты знаешь, что вокруг них происходило… Другими словами, судьба литератора является живым комментарием к его творчеству. Поэтому в наши дни авторам приходится дописывать свои слова собственными поступками, жестами и скандалами.
– Согласно последним научным данным: чем выше уровень интеллекта, тем меньше человек смотрит телевизор. А по-моему, все наоборот: чем больше смотришь телевизор, тем ниже уровень твоего интеллекта, – произнес поэт, пригубив водку из рюмки.
– Не обязательно, абсолютно не обязательно. – Новоженов посмотрел на часы. – К сожалению, мне пора.
– Ты не забудь заехать ко мне домой… С женщиной, – хихикнул Сергей.
– Нет, заехать-то я не забуду, но я могу забыть – что с ней надо делать на твоей квартире, – сымпровизировал Лев Юрьевич.
– Лева, ведро и пустые бутылки можешь не выносить, выкини только окурки из пепельницы, чтобы не воняли.
– Будет сделано! – Писатель раскланялся.
Новоженов пошел к выходу, а Сергей, посмотрев ему вслед, подумал о том, что понятия об эстраде у большинства людей весьма упрощенные, только по-настоящему тщеславные и талантливые люди могут добиться на ней успеха. Причем исключительно из числа тех, кто понимает, что сегодня результата может и не быть, что в лучшем случае он будет только завтра.
Деловые качества человеку, работающему или пишущему для эстрады, столь же необходимы, как и способности. Круговой поруке, царящей на ней среди так называемых звезд, уже много лет окучивающих многострадальную ниву жанра сатиры и юмора, могли бы позавидовать самые коррумпированные круги любого политического или государственного механизма двадцатого века. А с другой стороны, где этой поруки не существует? И если с ней постоянно бороться, будет ли от этого прок? Потому что внутри ее порядок какой-никакой все-таки существует, каждому пробившемуся наверх выделено вполне приличное место, которому он должен соответствовать.