Выбрать главу

Эволюцию Фета от импрессионистически окрашенных изображений к созданию символов удобно проследить на одной из любимых тем Фета — теме прихода весны. В 40-е годы приход весны рисуется в основном распространением на природу весенних чувств лирика

В новых листьях куст сирени

Явно рад веселью дня.

Вешней лени, тонкой лени

Члены полны у меня.

(«Весна на юге»)

В 50-е годы приход весны показывается обычно бором примет, как в уже цитированном стихотворении «Еще весны душистой нега…» или в стихотворении «Опять незримые усилья…»

…Уж солнце черными кругами

В лесу деревья обвело.

Заря сквозит оттенком алым.

Подернут блеском небывалым

Покрытый снегом косогор…

и т. д.

В 60-е годы, в связи с философским углублением темы, подход к ней снова меняется. Фет опять уходит от детализированных описаний, усиливает персонификацию явлений природы, но это персонификация более обобщенная, чем раньше персонажем предстает уже не куст сирени, а сама весна; конкретные проявления весны заменяются ее символическими атрибутами

Я ждал. Невестою-царицей

Опять на землю ты сошла.

И утро блещет багряницей,

И всё ты воздаешь сторицей,

Что осень скудная взяла.

Ты пронеслась, ты победила,

О тайнах шепчет божество,

Цветет недавняя могила,

И бессознательная сила

Свое ликует торжество.

Тема дана в настолько обобщенном виде, что друг другу противостоят скудная осень и победная весна; а что весна сменяет не осень, а зиму — это, видимо, при такой степени обобщенности поэтической мысли не играет роли.

В стихотворении есть в сущности лишь одна более или менее конкретная черта «Утро блещет багряницей»; здесь сказано о том же, о чем и в только что цитированном стихотворении («заря сквозит оттенком алым»). Но обратим внимание имея в виду зарю, Фет говорит не о багрянце, а о багрянице — алом царском плаще, порфире царицы-весны. Царственная и юная свежесть весны объединяются в символе «невесты-царицы», хотя — с точки зрения жизненных реалий — невеста должна бы быть царевной, а не царицей.

Еще менее конкретен образ «Цветет недавняя могила». Это ведь не значит, что зацвела какая-то свежая могила, а значит, что расцветает все, что еще недавно казалось мертвым.

Но вот еще одна разработка той же темы, относящаяся уже к концу 70-х годов

Глубь небес опять ясна,

Пахнет в воздухе весна,

Каждый час и каждый миг

Приближается жених.

Спит во гробе ледяном

Очарованная сном, —

Спит, нема и холодна,

Вся во власти чар она.

Но крылами вешних птиц

Он свевает снег с ресниц,

И из стужи мертвых грез

Проступают капли слез.

Признаки весны здесь лишь самые общие ясность неба, весенний воздух, прилет птиц, таяние снега. Тема весеннего возрождения природы воплощается в образы сказки о мертвой царевне, но лишь в виде самых общих символов приближается жених, спящая в гробу невеста начинает оживать. Это именно символы, а не просто олицетворения. В предыдущем стихотворении под «невестой» прямо разумеется весна; но можно ли сказать, что на этот раз весна названа не «невестой», а «женихом»? Такого несоответствия в грамматическом роде всегда решительно избегает и язык, и фольклор, и поэзия. Вернее сказать, что здесь и жених, и невеста — символы оживающей весенней природы, воплощенной в двух началах несущем и воспринимающем возрождение.

Такая «неприкрепленность» символов дает возможность необычайной свободы в выборе атрибутов. Так, слезы невесты — это, видимо, весенняя капель; но подобные детали не складываются в зрительный образ «невесты», так же как невозможно представить себе зрительно связь «жениха» с «крылами вешних птиц».

14

Творческий путь Фета длился более полувека. Фет выпустил свой первый сборник в один год с Лермонтовым, а последний — в один год с первым сборником Бальмонта. Характеризовать такой длительный творческий путь, такое большое поэтическое наследие одной формулой — всегда, конечно, значит обойти какие-то стороны и подчеркнуть лишь главную тенденцию, основную линию. Поэзия Фета принадлежит в основном к мелодической линии, являясь как бы связующим звеном между поэзией Жуковского и Блока.

Для этой линии характерны известная степень лирической субъективности в подходе и к внешнему миру, и к душевной жизни, стремление прежде всего выразить настроение поэта, развитие ассоциативной семантики, деформация словесных значений с переносом смыслового центра на эмоциональные ореолы слова, исключительная роль ритмико-мелодической стихии.

Не решается однозначно вопрос об отношении поэзии Фета к двум основным направлениям русской литературы XIX в. — романтизму и реализму. Романтик по своим эстетическим взглядам и творческим установкам, Фет в то же время явственно перекликается в своем творчестве с корифеями русского реализма.

Художественные достижения Фета несомненно связаны с развитием реализма в русской литературе. Пейзажи Фета, соединяющие пристальную точность наблюдений с эмоциональной выразительностью, роднят Фета с Тургеневым. Передача тонких оттенков переживаний, фиксация беглых настроений сближают Фета и с Львом Толстым, с его «диалектикой души» (по выражению Чернышевского).

В в глубоком исследовании эволюции русской лирики, принадлежащем Л. Я. Гинзбург, читаем «В русской литературе второй половины XIX века, наряду с реалистическим романом, живет поэзия Тютчева, Фета, романтическая по своим истокам и постепенно смыкающаяся с новым, импрессионистическим направлением в искусстве. И все же нельзя отключить русскую лирику второй половины века от проблематики реализма. Не только потому, что существовала поэзия Некрасова и его школы, но и потому, что и у поэтов в корне романтических появлялось понимание вещей, переходящее за грани романтизма».

Отношение к Фету русской критики и русского читателя круто изменилось сразу после его смерти. Громкие выступления символистов отделены от нее лишь какими-нибудь тремя годами.

Поэты новой школы ставят Фета на одно из первых мест в русской поэзии и объявляют его своим прямым предшественником.

Бальмонт в курсе публичных лекций 1897 г. «О русской поэзии» объявил Фета и Тютчева «царящими над современной литературной молодежью» и противопоставил их Пушкину и Лермонтову — якобы «представителям художественного натурализма». Пушкин и Лермонтов «видят части мира, но не его целое, его зримое содержание, но не тайное значение». У Фета и Тютчева «все таинственно, все исполнено стихийной значительности, окрашено художественным мистицизмом». «Пушкин живет во временном, Фет и Тютчев — в вечности».

В лекции 1900 г. «Элементарные слова о символической поэзии» Бальмонт перечисляет «имена наиболее выдающихся символистов, декадентов и импрессионистов» в литературах мира и из русских поэтов называет Тютчева, Фета и Случевского, а затем характеризует творчество каждого из них в этом аспекте.