- Что с тобой сделали, детка?
Из-за стойки вышла мне навстречу пятидесятилетняя старуха. Толстая, размалеванная, вымя болтается в огромном вырезе, и при каждом шаге бренчат бусы и браслеты. Наверняка хозяйка заведения.
-Детка... Бедняжка... Мужчины иногда такие свиньи! - она повернулась к своим клиентам. - Просто свиньи вонючие!
Теперь стало понятно: она решила, что меня изнасиловали. Впрочем, что еще она могла подумать, увидев меня в такое время в таком месте и в таком виде - промокшую, всю в грязи, в разорванной одежде, с измазанным кровью (это я увидела позднее в зеркале) лицом.
- Что вы на нее уставились, пни? Вам делать нечего? И включите музыку, тут не больница!
Она забрала у меня корзину и обняла за плечи, ласково приговаривая:
- Пойдем, милая, пойдем, девочка, пойдем со мной.
Она увела меня в комнату за стойкой, сняла с меня мокрый плащ, умыла, усадила в кресло, разула, включила и поставила рядом со мной электрический обогреватель.
- Тебе лучше совсем раздеться, а то схватишь воспаление легких. Сейчас я принесу тебе чистую одежду.
Я отрицательно помотала головой.
- Не хочешь? Почему? Послушай, я не собираюсь давать тебе наши платья. У меня есть и другие.
Я снова помотала головой.
- А что ты хочешь? Хочешь кофе? Или коньяк, или вина? Апельсиновый сок? Ай, детка, все мужчины одинаковы, все мерзавцы. Но все пройдет, все пройдет, милая. Хочешь, позвоним в больницу? Вот телефон. Или хочешь позвонить в полицию? Нам это очень некстати, но если хочешь... Или домой? Может быть, тебя там ждут? Хочешь, я позвоню? Если ты не в состоянии, я сама позвоню и их успокою...
Я попросила ее никуда не звонить и, если можно, принести мне кофе.
В справочнике я нашла телефон такси, набрала его и, только когда меня спросили, куда за мной приехать, сообразила, что не знаю где я, и обратилась с этим вопросом к хозяйке, которая вернулась с кофе.
- Клуб "Венус". По дороге в Мартичипи.
Я пила кофе, а она сидела напротив меня, прикасаясь к моей руке длинным красным ногтем, словно не решалась взять меня за руку.
- Не надо было вызывать такси. Любой из наших клиентов тебя отвез бы. Сама я не могу и к тому же обязана постоянно здесь находиться, но ребята все свои, им можно доверять.
Я поблагодарила и сказала, что не стоит беспокоиться.
- Понимаю... После того, что с тобой случилось... Я тоже, не сейчас, а раньше...
Она начала рассказывать истории из своей жизни.
Когда пришло такси, она принесла мой плащ и туфли, проложенные изнутри газетной бумагой, чтобы быстрее сохли.
- У тебя есть деньги? На такси, я имею в виду.
Я сказала, что есть. Она проводила меня к выходу другим путем, нам не пришлось проходить через общий зал.
- Ладно, до свидания, всего тебе хорошего. Если что-то будет нужно, знаешь где меня искать. Такие , как ты, сюда, конечно, не приходят, но я хочу сказать... В общем, у тебя здесь есть подруга.
Слеза размазала тушь и оставила черный след на щеке. Таксист, к счастью, ни о чем меня не расспрашивал. Наверное, ехал и думал: что это за шлюха такая, со старой корзиной и в грязном плаще. Домой я вернулась в двадцать пять минут третьего. Трикорнио ждал меня на своем месте.
***
Будильник я заводить не стала и на следующее утро проснулась очень поздно. Проснувшись, позвонила на работу, сказала, что плохо себя чувствую и не приду. Наполнила ванну горячей водой, пошла в спальню, взяла трикорнио и, вернувшись в ванную, примерила его. Черное сияние над моим лбом.
Я раздевалась, стоя перед зеркалом. Медленно, словно тело мое болело намного больше, чем оно болело на самом деле. Потом погрузилась в горячую воду и почувствовала, как усталость и напряжение покинули меня, словно ушли с той водой, что выплеснулась через борт ванны.
Я лежала в ванне, зачерпывала трикорнио воду, надевала его себе на голову, снова снимала, снова зачерпывала воду, снова надевала. Я слышала, как звонил телефон, но мне не было до него дела. Я вылезла из ванны только когда вода совсем остыла.
В дверь позвонили. Перед тем, как открыть, я на всякий случай спрятала трикорнио в шкаф и на всякий случай плотнее запахнула халат.
- Ты дома? Я уж не знал, где тебя и искать.
Я не пригласила его войти, но он вошел. От вчерашней истерики не осталось и следа, но выражение его лица было жестким.
- Как ты вчера добралась? Я вернулся за тобой, но тебя не нашел.
Я в ответ только улыбнулась.
- Сегодня позвонил тебе на работу, но мне ответили, что тебя нет. Звонил сюда, но никто не брал трубку. Я уже начал волноваться.
Я сказала, что не знала, что он так обо мне беспокоится.
- Не о тебе. Обо всех нас. И уверен, что ты знаешь почему.
Я не сразу поняла, о чем он.
- Где он?
Я хотела спросить: "Ты это о чем?" - но не стала: видно было, что он настроен решительно. И сказала, что выбросила.
- Не врешь?
Он помолчал. Не поверил, конечно, и было видно, что колеблется: обыскивать квартиру или нет. Иначе почему бы кулаки были так стиснуты и губы слегка подрагивали?
- Мы посовещались и приняли решение, - он перевел дыхание. - Ты исключена из организации. Дай мне пушку.
Наверное, он ждал ответа. Ждал протеста. Но я молчала, и он заговорил снова.
- Тебе не хватает серьезности, не хватает дисциплины, без которой в организации нельзя. Ты представляешь опасность для всех нас. Огромную опасность. Поэтому мы тебя исключаем. Дай пушку.