В свете его нездоровых отношений с матерью такая линия защиты имела шанс на успех. Основанием для признания невменяемости считалась мания. Однако садизм Эда, его расчетливые методы поведения и сексуальное насилие над жертвами никак не вписывались в эту схему. Скорее его преступления можно было трактовать как намеренные убийства с целью сексуального удовлетворения, а не как поиски иллюзорного средства «излечения» от пороков. Он не подходил на роль типичного психопата, но, с другой стороны, разве его деяния не были полным безумием? На все эти вопросы предстояло ответить судьям.
Выброси его из головы, Макейди, хватит думать о нем.
Полет домой был комфортабельным, сиденье было удобным, можно было вытянуть ноги, и у нее было что почитать. На коленях лежали газеты «Сидней морнинг геральд» и «Телеграф». Каждый день газеты публиковали статьи о деле «шпилек», но с первых полос они уже сошли.
Мак больше заинтересовала статья о некогда могущественном наследнике медицинской империи «Тайни и Ли», который разводился с женой, теряя свое богатство. Бедный Джеймс Тайни-младший. Его к тому же понизили в должности. Похоже, его отец, член правления Австралийской медицинской ассоциации, светило хирургии, оказался слишком консервативен. Он, мягко говоря, не одобрил адюльтер сына.
— Тайни-младший. Неудивительно, что у него был комплекс Наполеона.
— Что?
— Ничего, папа.
Безукоризненно причесанная стюардесса прошла по салону первого класса, предлагая закуски.
— Ты никогда не летал первым классом, пап?
— Нет, — ответил он, не отрывая взгляда от бумажного гигиенического пакета.
— Видишь, как я постаралась для нас с тобой? Если бы не мои злоключения, мы сейчас сидели бы в хвосте возле туалетов, прислушиваясь, как спускают воду каждые тридцать секунд. И может быть, не успели бы вернуться домой вовремя, к самому рождению.
— Да уж. Приехать в инвалидном кресле из-за своего драгоценного пальца и с такими ресницами — эффектно, ничего не скажешь. Не говоря уже об украшении на шее.
— Это и воротник, и ошейник, папа. — Ей было предписано носить корсет, пока не заживут позвонки.
Энди, Лулу и даже Чарлз украсили его своими автографами и милыми пожеланиями. Она запомнила напутствие Энди: «Пожалуйста, не пропадай. С любовью, Энди».
Что ж, посмотрим. Посмотрим.
— Я скоро стану дедом, — сказал отец.
— А я — тетушкой Мак, — усмехнулась она.
Она подумала о своей семье. И о семье Эда.
Она была потрясена, увидев фотографию Эйлин Браун. Мак была так похожа на мать Эда в молодости. В бумажнике Эда нашли также фотографию, на которой они были вместе с Кэт. Энди, должно быть, испытал облегчение, узнав, что Эд запал на Макейди еще до того, как у Энди начался с ней роман. Впрочем, она чувствовала, что его гложет сознание вины за то, что он не нашел ее раньше. А она не могла простить себе, что не верила ему. Несмотря на его взрывной темперамент и мотив для убийства, найденное в квартире Эда золотое обручальное кольцо Кассандры полностью подтвердило его невиновность.
Энди нежно относился к Мак, и она тоже питала к нему чувства, но между ними стояло много проблем, а теперь к ним прибавилось еще и расстояние.
Больше не будет страха. Никогда. Страх хуже, чем сама смерть.
— Теперь ничто мне не страшно, — сказала она. — Ничто. Отныне любой, кто поднимет на меня руку, превратится в котлету.
— В котлету?
— Вот именно. А потом у меня что, магнит во лбу, который притягивает психов? Сначала Стенли, потом Эд. Нет, все-таки я везунчик…
Неожиданный толчок прервал ее на полуслове.
Самолет рухнул вниз, и секунду-две находился в свободном полете. У Мак было такое ощущение, будто ее внутренности подпрыгнули до потолка, а потом упали вниз. Инстинктивно она схватилась за руку отца, крепко сжав ее.
Самолет быстро выровнялся, и над их головами зажглась табличка с требованием пристегнуть ремни. Напряжение спало, по рядам пронесся нервный говорок. Отец и дочь крепко держались за руки, пока вокруг раздавались щелчки пристегиваемых ремней.
И тогда она сама ответила на свой вопрос. Макейди, ты больше не притягиваешь психов?
Не зарекайся. Жизненный путь тернист.
Эпилог
Макейди!
Это женское имя выкрикивали уже не в первый раз, и знакомые звуки эхом разнеслись по коридорам тюрьмы Лон-бей.