— Каждый судит со своей колокольни, — не без колкости отвечала ей Настя. — То-то ты мчишься к своему...
— Да, честно говоря, боюсь. Мужик тоже видный, деловой. А молоденьких солдатских вдов нет числа, прилипнет какая-нибудь... Ладно, давай переодеваться подорожному.
Закрыв дверь, Антонина вытащила из чемодана шелковый халат с павлинами, Настя — пижаму.
— Я у тебя не видела такую... Новая? Небесный цвет — находка для блондинки, и домашние туфельки на каблуках! Послушай, не откажи мне дать адрес твоей портнихи.
— Откажу.
— Но почему, почему?
— По очень простой причине. Моя портниха — родная сестра, а она человек занятой, как ты знаешь. К тому же собирается писать кандидатскую диссертацию.
— Да, да, извини. И когда только она успевает?!
Не прошло и получаса, как Тоня, с удовольствием напившись чаю и удобно устроившись на диване, делилась с Настей всеми подробностями удачно законченного обмена комнат, позволившего им съехаться всем вместе в отдельной квартире, где она навела уют по своему вкусу, чем очень угодила Донату Александровичу.
— Признаюсь тебе, Настя, он души во мне не чает, — хвастливо откровенничала Тоня. — И со Светочкой у меня отношения сложились лучше нельзя! А тетя Даша ей вроде бабушки. Напрасно ты опасалась, что у нас не получится семьи. Получилась, и очень даже крепкая! Это тебе и Донат Александрович всегда подтвердит...
— Я рада за тебя, Антоша, за всех рада, — отвечала Настя нашедшей наконец свое счастье Антонине. — Мама тоже очень довольна за тебя!
Донат Александрович встречал женщин на вокзале мало того что с двумя букетами цветов, но и с приятным известием об отдельном номере в той же гостинице, где у Насти была заказана бронь.
Радостно взвизгнув, Тоня повисла на шее мужа и, целуя его, приговаривала:
— Ну и душка ты у меня, ну и душка! Я просто не нахожу других слов... Настя, можешь и ты поцеловать его, разрешаю!
— Спасибо, — с улыбкой отказалась Настя, ограничившись рукопожатием, уже чувствуя себя несколько озабоченной тем, как сложится ее первая творческая командировка, принесет ли она ожидаемые Кириллом Ивановичем результаты.
Разложив вещи в своем номере, Настя опустила в сумочку два оставшихся с дороги апельсина и вышла на улицу поздороваться с Волгой, с городом. Прошлась по центру, застроенному особняками самарских миллионеров. За центром потянулись деревянные постройки людей победнее, но с амбицией, что ни дом, то явные потуги на красивость: стеклянные башенки на покатых крышах, вычурные колонны под балконами с разноцветными стеклами, где распивали чаи купцы второй и третьей гильдии.
К Волге Настя спустилась по наклонной улице, выложенной большими плоскими серыми камнями, по которым ездили еще купеческие пролетки на дутых шинах. Берег реки-труженицы был заставлен пароходами, катерами, лодками. На пристани многолюдно: кто с чемоданами, кто так, бойко торговали галантерейные и продуктовые палатки.
Пароходные гудки низки, басовиты, их не спутаешь ни с паровозными, ни с заводскими. Они почему-то всегда бередят Насте душу: хочется сесть и отправиться в путешествие. Обратно домой, если будет позволять время, она обязательно поплывет по реке!
К своему бывшему заводу Настя поехала на трамвае, а когда, проделав длинный путь, сошла, то не узнала ни заводоуправления — нового четырехэтажного здания, — ни переоборудованных цехов, в ее время стоявших на голом месте, где зло хозяйничал волжский ветер, перекатывая клубы пыли с песком.
Сейчас цехи были уютно припрятаны в кусты сирени, жасмина.
В завкоме Настя застала председателя, бывшего москвича. Он узнал ее, выскочил из-за стола:
— Землячка пожаловала! — долго тряс руку гостьи, а усадив на стул, начал расспрашивать про общих знакомых, хотя раньше они, помнится, даже не здоровались друг с другом.
Когда Настя сказала, с какой целью она приехала сюда, председатель завкома, еще более оживившись, обещал ей создать все условия для сбора материала.
— Будьте уверены, с пустыми руками мы вас не отпустим. Есть у нас одна техническая новинка — на всю страну скоро прогремим! — заверил он Настю.
Получив разовый пропуск на завод, она направилась знакомым путем к ремонтно-механическому цеху.
Кончался седьмой час вечера, работала вторая смена с широко распахнутыми окнами в сад. Из приоткрытой двустворчатой двери цеха тянуло привычным шумом: стучали молотки по металлу, заливались станки. Памятный верстак с тисками стоял все там же, слева от двери. За ним трудились два молодых паренька. Настя подошла к слесарям, поздоровалась, спросила, как работается.