— Откуда вы взялись? Вот не ожидала, — проговорила Настя, протягивая сразу обе руки Кириллу Ивановичу.
— Прилетел из Риги. По своим и твоим делам. Два часа тебя по телефонам разыскиваю. Тетка Акулина явилась из магазина, объяснила, где ты. Собирайся! Без разговоров — в издательство. Умный редактор прочитал твою книгу, желает встретиться. Я представлю тебя. Помнишь, сегодня какой день?
Настя кивнула.
— Твой покорный слуга заставил судьбу повторить его вновь... Выйдешь массовым тиражом...
За рулем сидел все тот же Вася. Настя не успела выразить удивление, как Кирилл Иванович захохотал.
— С государственной службы, понимаешь, переманил к частнику! Не может же близорукий литератор обходиться без собственного выезда! Чего доброго, опять не туда заедет...
— Вы веселый какой!
— Причин нет унывать. Сидел на простокваше, работал, не разгибаясь, на сон три часа урывал. Дал почитать друзьям, хвалят! Сам вижу — за дело хвалят. А ты как тут, — он снова хохотнул, — без меня обходилась? Соскучилась небось по мне? Глаза выдают... Да, Ленька говорил тебе, что мы с ним в переписке состоим? Не-ет? Ну, над этим следует подумать... Имей в виду, к Новому году приготовлен тебе подарок — словарь Даля в четырех томах. Вещь литератору необходимая. Вышлю. Сегодня в полночь я улетаю. Боюсь из рабочего настроения выпасть. Тебе можно иногда звякнуть? Герой не озвереет?
— Смутно у меня на душе стало, нехорошо...
— Ерунда, пройдет. У человека, особенно творческого, неиссякаемый запас сил. А знаешь почему? Я объясню тебе: у нас есть куда спрятаться от беды, дурного настроения, чем заслониться. Нырнул в работу и... готово! Главное, суметь нырнуть.
— Мырнуть, Кирилл Иванович...
— Мырнуть — то в реку. Не путай! Тормози, Васятка, приехали.
Будущий редактор понравился Насте с первого взгляда.
— Мы с Кириллом Ивановичем единомышленники. Ваша повесть пришлась мне по душе за то, что вы не приукрашиваете действительности. Отрицательную героиню ни в коем случае не нужно перевоспитывать. Оставьте ее как есть. Только перестраховщик, не видящий дальше своего носа, может посоветовать такое! Литература — сила, она вечна, ее нельзя укладывать в прокрустово ложе газетных передовиц.
От редактора они с Кириллом Ивановичем вышли вместе и завернули к главному.
— Идем, познакомлю, чтобы не обижали без меня!
— Когда-нибудь, запомни, — сказал Кирилл Иванович главному редактору, прощаясь с ним, — литературные критики спасибо мне скажут за Анастасию Воронцову!
На улице у подъезда Настя наотрез отказалась от предложения довезти ее до дома, и Кирилл Иванович не настаивал. Веселости его как не бывало: лицо пасмурное, но все так же неотразимо привлекательное для нее. Время словно не имело власти над ним. Настя отвела взгляд. Ей теперь надолго хватит сегодняшних событий для воспоминаний и раздумий...
— Извини за назойливость, — заговорил Кирилл Иванович, — но я считал своим долгом толкнуть твою книгу, потому и побеспокоил тебя! Давай-ка рученьку и постарайся быть хоть ты счастливой!
— Почему «хоть я», Кирилл Иванович? — с беспокойством перебила его Настя, вдруг понимая, как нелегко и непросто, очевидно, живется ему сейчас, лишенному привычного положения и всего, что связано с ним.
— Ну, оговорился, а ты, репей колючий, цепляешься! Слушай лучше мое напутствие... Обязательно устрой свою жизнь разумно: большую часть времени посвящай новой книге. Торопись работать. Истинный писатель должен непрерывно трудиться. Помни, я слежу за тобой!
— Спасибо, Кирилл Иванович!
— Из спасибо шубу не сошьешь! — многозначительно возразил он, и в цыганских глазах его блеснул огонек. — Ладно, Настюха, до лучших времен! — И, подсаживаясь к шоферу, приказал: — Раскочегаривай коня, двигаем дальше!
Г Л А В А XX
Первого марта Насте позвонил из издательства редактор, спросил, сможет ли она после женского праздника, не с утра, а со второй половины дня, бывать в редакции?
— Смогу, а что — уже?
— Да, ваша рукопись в плане. Замечаний, как вы знаете, у меня немного, предполагаю уложиться с редактурой дня в четыре. Итак, жду вас!
Настя положила трубку в радостном смятении, еще не совсем веря тому, что услыхала. «Неужели повезло, наконец? — спрашивала она себя, как всегда в волнении принимаясь растирать виски пальцами. — И мой редактор не просто кто-нибудь, а один из первых редакторов Михаила Шолохова!»