«Как буду ехать обратно, — пообещала себе Дианка, — обязательно заверну. А сейчас некогда. Торопиться надо».
Торопилась она не торопилась, а приехала в Березовку только под вечер. Анатолий Иванович уже волновался, встречал на дороге.
— Гляди, какой нам тут прием устраивают! А ты опаздываешь!
Распорядитель соревнований с красной повязкой на рукаве показал Дианке место, где стать. А тут уже было полно тракторов, пригнанных, видать, со всего района. Голубые красавцы МТЗ, оранжевые козявки ДТ — они так и сверкали под мелким дождем, ждали своей очереди. Дианка поставила «Беларусь» в конце шеренги, ближе к речке, и порадовалась, что не на самом виду. Заглушила мотор, огляделась.
Над полем трепетали флаги — красные, розовые, голубые. И Дианке невольно подумалось, что это не просто соревнование, а праздник. Праздничным было все: и начищенные до блеска лемеха плугов, и ровное, заросшее клеверной отавой девственно-тихое поле, и особенно лица механизаторов. Правда, сколько ни озиралась Дианка, видела вокруг одних мужчин. Они с нескрываемым снисхождением поглядывали на нее: дескать, и ты туда же? И вдруг она увидела женщину, тоже в комбинезоне, с короткой стрижкой, но уж очень тоненькую. Когда объявили время на отрегулировку плугов, женщина подошла к ней. Из-под распахнувшегося на груди комбинезона блеснул орден. Она постояла, глядя, как безуспешно пытается Дианка закрепить болт лемеха, пожалела:
— И куда ты, детынька, приехала?
Дианка шмыгнула носом, но сдержалась, не заплакала.
— А вы на фронте были? — тихо спросила она.
— Нет, не была.
— А орден?
— За работу дали.
У женщины были светлые, выгоревшие на солнце волосы и серые улыбчивые глаза.
— А ну-ка пусти, — сказала она, — не с твоей тут силенкой…
Быстро и легко, словно играючи, она завернула болт, протянула Дианке ключ.
— Я ведь с сорок третьего на тракторе. Бывало, тоже, как ты, сижу и плачу в борозде. А что сделаешь?
Она по-хозяйски обошла вокруг «Беларуси», проверила сцепление плугов.
— Ну-ка попробуй, — предложила она.
Дианка развернула трактор к реке, проехала немного, все время оглядываясь назад.
— Ну как?
— Глубина в самый раз, только борозды вкось.
— Это потому, что я оглядывалась.
— А ты так набивай руку, чтоб с закрытыми глазами прямо вести. Ну, ничего, ничего, — она погладила Дианку по голове, — это дело наживное.
От ее теплых, материнских рук или от голоса, мягкого, доброго, Дианке стало так хорошо на душе, словно она уже закончила соревнование и возвращается домой. Но тут подошел Анатолий Иванович, напомнил:
— Будь готова завтра в десять.
— А ты, — набросилась на него женщина, — вместо того чтоб по магазинам шляться, помог бы девчонке! Ишь мужичье, не успели приехать, уже за бутылкой!
— Не за, бутылкой, — сказал Анатолий Иванович, — за подарком. Подарок ходил своей теще выбирать.
— Да ну? — удивилась женщина. — Теще — и подарок? Скажи ты, в первый раз такого зятя вижу. Откуда вы, голубчики?
— Из Веселых Ключей, — ответила Дианка.
— То-то, я гляжу, вы веселые.
Женщина ушла, а они еще до самого темна провозились с Анатолием Ивановичем над плугами. Заканчивали работу уже при свете фар.
— Ну, как настроение? — спросил инженер.
— На полном боевом! Буду драться за последнее место всеми силами своей души!
— Молодец!
Ночевали в местной школе: мужчины в физкультурном зале, а женщины в учительской. Здесь стояли две кровати и диван. На диване уже кто-то спал, укрывшись одеялом с головой.
Женщина долго ворочалась на кровати.
— Не спится? — спросила Дианка.
— Да я всегда так: с вечера передремлю чуток, а потом всю ночь маюсь. Старость не радость.
— А сколько ж вам лет?
— Угадай.
— Лет пятьдесят.
— Пятьдесят четвертый пошел. Скоро на пенсию, — вздохнула женщина.
— Но вы как будто и не радуетесь?
— А чему ж тут радоваться? Другие пенсию ждут, чтоб внучат понянчить, а я одна как перст.
Она присела на кровати, подперла кулаком щеку.
— Ты вот что, дочушка, не затягивай с этим делом, а как подвернется подходящий мужик, так и выходи. Да деток поболе нарожай, чтоб было под старость голову к кому приклонить. Без детей женщина все одно что пустошь выгоревшая. Ни травинки на ней, ни былинки. У тебя-то мать есть?
— Есть.
— Счастливая она. — И женщина заплакала.
Теперь пришлось Дианке ее утешать.
Проснулась та, что спала на диване.
— И тут спокойно не дадут поспать!