— Да ладно тебе! — отмахнулась от нее Дианка.
Пока работала комиссия, делала тщательные обмеры, они с Катей спустились к речке, сели на бережку.
— Завидую я тебе, — сказала Катя, — все у тебя получается. Что ни задумаешь, того и добьешься. Какая-то целеустремленная ты.
— А ты нет?
— А я как вот эта веточка… — Она сорвала ветку ивы, бросила ее в речку. — Куда несет течением, туда и плыву.
Дианка молчала. Запрокинув голову, глядела в небо. Оно потихоньку прояснялось, выглядывая синими озерками из-под темных туч.
Катя вздохнула:
— Да, красота… Учиться тебе надо, — вдруг сказала она, — учиться.
— Я и сама мечтаю об этом.
— А раз мечтаешь, значит, добьешься. Я в тебя верю!
Снова взвилась над полем ракета, на этот раз не зеленая, а голубая. Механизаторы выстроились для подведения итогов соревнования.
Дианке было стыдно стоять в одном строю с известными механизаторами, и она все время порывалась спрятаться за чью-либо спину, а ее, Наоборот, выталкивали вперед: почет и уважение женщинам! И во взглядах рядом стоящих уже не было того снисходительно-насмешливого выражения, с которым они встретили ее вначале. Неважно, какое она место займет. Дианка выдержала экзамен, и они принимали теперь ее как равную.
Объявили победителей по группе гусеничных тракторов. Первое место — Кузякин Иван Васильевич. Это был грузный, широкоплечий мужчина, и когда повязывали ему через плечо голубую ленту с надписью: «Лучший пахарь района», то никак не могли завязать — лента не сходилась. Второе место занял победитель прошлогодних соревнований — Катин отец. Дианка нашла глазами в толпе, стоящей напротив, Катю и молча поздравила ее. Катя радостно помахала ей в ответ. А тем временем уже объявляли победителей на колесных тракторах. И тут Дианка услышала свою фамилию. Оглянулась, думала, что ее кто-нибудь позвал, но никого позади себя не увидела. Рядом стоявший пожилой механизатор толкнул ее локтем в бок:
— Чего зеваешь? Иди!
— Куда? — спросила Дианка.
Вокруг засмеялись:
— Ишь, козявка, еще ломается! Второго места ей мало, видать, первого хочется.
А Дианка все не верила, хотя сердце вдруг подпрыгнуло и зашлось тихой щемящей радостью. Но она все еще не двигалась с места, пока ее не выкликнули во второй раз. Только тогда она с трудом оторвалась от земли и пошла на чужих, негнущихся ногах прямо к трибуне.
«Эх я дурочка, — пожалела она, — не переоделась сразу после пахоты…»
И нарядную голубую ленту ей повязали прямо на грязный комбинезон.
Потом стали раздавать призы. Двум механизаторам, занявшим первые места, досталось по мотоциклу, а Дианке — транзистор. Она взяла его в руки — маленький, словно игрушечный, усомнилась: да будет ли он работать? И, чтоб проверить это, включила. — Транзистор грянул такой звонкой музыкой, что заглушил туш оркестра. Дианка смутилась и спрятала транзистор за спину.
Когда с наградами было покончено и оркестр в последний раз проиграл туш, к Дианке подскочил Анатолий Иванович:
— Ну, что я тебе говорил? Все-таки наша взяла! Пусть теперь Федор Иванович поймет — на молодежь надо ставку делать! — И он смешно, как заяц, подергал своими рыжими усиками.
— Устала я, — не приняв его восторгов, сказала Дианка, — и есть хочется.
— Ну, мне не до еды. Я, пожалуй, домой поеду. Надо ж обрадовать руководство!
— Поезжайте, я следом.
Они обедали с Катей в районной столовой, а рядом с ними на столе тихо, приглушенно пел транзистор.
Мешая ложкой в тарелке, Катя мечтательно произнесла:
— Запомни этот день, Дианка: 13 сентября 1970 года. В этот день к тебе пришла твоя слава.
— Слава? — расхохоталась Дианка. — А на что она мне? На хлеб, что ли, вместо масла намазывать?
— А Юрий? — напомнила Катя.
— При чем здесь Юрий?
— Как при чем? Завтра в газетах прочитает и сразу…
— Что сразу? — нахмурилась Дианка. — Ну, говори, говори!
— Сразу полюбит тебя, — сказала Катя.
Дианка покрутила транзистор, и музыка полилась громче, тревожнее.
— Он и так меня любит, — сказала она, — только не может любить.
— Как это не может? — не поняла Катя.
— А так. У него семья. Дочка.
— Ну и что? — удивилась Катя, — Подумаешь!
— Для тебя это «ну и что», а для него, может быть, не «ну и что». Его понять надо.
Катя и есть не стала, тарелку от себя отодвинула.
— Просто трудный у тебя характер. Невыносимый.
— А у тебя еще труднее. И если б ты выросла, как я, без отца, так бы не говорила!