— Но у меня ведь есть папа…
Мать не дала ему говорить.
— А про того забудь! — закричала она. — Не стоит он того!
Стоит или не стоит и сколько стоит, об этом как-то Андрюша раньше не задумывался, но сейчас он посмотрел на «нового папу» и подумал, что он-то, наверное, дорого стоит, рублей сто, а то и больше.
Мама подтолкнула Андрюшу к мужчине, и тот ловко подбросил его высоко над головой. Андрюша сверху посмотрел на мужчину и увидел пятачок на его макушке. От этого пятачка ему вдруг так смешно стало, что он тут же решил: «Попрошу его прочитать записку». Он уже хотел отвести мужчину за сосну, но в это время мама раскрыла сумку и вынула ромовую бабу. Бабу Андрюша любил и принялся с удовольствием уписывать ее за обе щеки, а мать стала рассказывать, как однажды сын, когда еще был маленьким, придя в магазин, попросил: «Мама, купи мне, пожалуйста, мокрую тетку».
Мужчина весело расхохотался и вытер ладонью лоб, а Андрюша тем временем заметил, что пальцы у него с пухлыми подушечками, как у кошки.
«Вот хорошо ему мышей ловить!» — порадовался за мужчину Андрюша, но все же, прежде чем отдать прочитать записку, он решил еще раз проверить его. Так он всех проверял, с кем хотел подружиться.
— А знаете, — доверительно сказал он мужчине, — когда я был большим, а вы маленьким, я вас защищал от фашистов.
— Что ты мелешь, малыш? — усмехнулся «новый папа». — Большим ты никогда не был.
— Нет, был! Был!
Мать дернула сына за руку:
— Замолчи сейчас же!
— Нет, был, все равно был!
Мать еще больше рассердилась:
— Как ты разговариваешь с чужим человеком? Извинись сейчас же!
— Был, был, был! — кричал Андрюша, все больше и больше распаляясь. — И папа говорит…
Он вспомнил про отца и притих.
— А почему папа не приехал? — спросил он.
— Как же! Приедет! Эта цыпа теперь его никуда не пускает.
Андрюша с трудом сообразил, что «цыпа» — это Мояника, и, всхлипнув, нерешительно возразил:
— Неправда. Она бы пустила. Она меня любит.
— Любит? — задохнулась мама. — А кто тебя сиротой сделал? А? Ах она, тварь последняя! Любит! Да ты не смей и вспоминать о ней, поганец!
И мать заплакала. Андрюше стало жаль маму, как она плачет, будто маленькая, но чувство справедливости все же победило.
— Конечно, — сказал он тихо, так, чтобы даже мужчина не услышал. — А почему она мне лодку прислала? Потому, что любит.
Мать подняла голову и как-то странно посмотрела на Андрюшу, а слезы еще быстрее побежали по ее щекам. Она сняла шляпу, положила к себе на колени, и слезы закапали прямо в эту шляпу с большими полями. Вот этого-то и не мог больше вынести Андрюша. Он подошел и неловко обнял маму за шею.
— Не плачь, мам. Я больше никогда… никогда…
Чего он не будет никогда, Андрюша не знал, но упрямо и настойчиво шептал прямо в теплое материнское ухо:
— Слышишь, мам? Никогда…
Скоро они помирились и к тому времени, когда Мария Сидоровна прокричала: «Дети, на п-огулку!» — уже весело болтали под сосной. Но сейчас, услышав голос воспитательницы, Андрюша жалобно попросил:
— Мама, возьми меня домой.
— А разве тебе здесь не нравится? — спросил «новый папа».
— Нравится… Почему не нравится?… Вот только Мария Сидоровна…
— Что Мария Сидоровна? — это спросила уже мама.
— Она меня ругает. И нос у нее вот так шевелится. — И снова попросил: — Возьми, а?
— Я бы рада была, — сказала мама и повернулась к мужчине: — А ты как? Не возражаешь?
Тот на секунду замялся, но потом быстро справился и проговорил сквозь свои новые зубы:
— При чем я? Твой ребенок, ты и решай.
Мама не дослушала его и повернулась к Андрюше:
— Вот видишь, сынок, папа у нас научный сотрудник, и хоть ты и не будешь ему мешать… Ведь не будешь?
— Буду! — пообещал Андрюша и подумал, что, может быть, мама и права: он никогда не был маленьким, а так и родился научным сотрудником. Ну и пусть!
Он ловко сплюнул в сторону и пошел по направлению к столовой, хотя до ужина было еще далеко. Просто Андрюша схитрил, потому что ему стало скучно. А когда ему скучно, он всегда делает что-нибудь наоборот. Из окна столовой он проследил, как мама с научным сотрудником сели в автобус и уехали. Тогда он вынул из кармана записку и пошел разыскивать Марию Сидоровну. Но той нигде не было.