Выбрать главу

Коля, закрывая стекло, будто невзначай положил руку на Дианкино плечо.

— Ты что это? — вскинулась она. — Я ведь замужем!

— Хорошо замужество: в первый же день свадьбы от мужа сиганула!

— Ну и сиганула! Подумаешь! Тебе-то какое дело?

— Был бы я на его месте, от меня б не сиганула.

— Это еще почему?

— А потому! Залюбил бы до смерти!

Дианка удивленно поглядела на него, будто в первый раз увидела.

— Вот ты какой…

— Да не бойсь, не бойсь, — Коля убрал с ее плеча руку. — Я свое место знаю.

Оттепель наделала беды, колеса машины то и дело пробуксовывали, и Коля, чертыхаясь и кляня на чем свет стоит зоотехника, который послал его в город, дергал машину то взад, то вперед, пока на небольшом повороте она не застряла совсем. Тогда Коля заглушил мотор, положил голову на баранку и стал молча глядеть на Дианку.

— Ты чего? — спросила она.

— Ничего. Можно ж мне хоть поглядеть на тебя?

— Поглядеть можно, — сказала Дианка и вздохнула. — Только знаешь что? Внешность в человеке не самое главное? Правда?

— Правда.

— Вот, к примеру, я. Я ж не виновата, что у меня глаза вкось глядят. Я ж все равно ими вижу. Как все нормальные люди.

Коля усмехнулся. У него глаза были красивые, синие и ласковые. Но он отвел их.

— Так ты еще красивее, — отвернувшись, сказал он.

— Врешь!

— А чего мне врать? Меня ж ты все равно не полюбишь?

— Почему? — удивилась Дианка.

— Потому что я гожусь лишь для друга. Помнишь, как на переменках ты все свои тайны мне рассказывала?

— Помню.

Из грязи в конце концов они все-таки выбрались, и дальше дорога пошла веселей. Дианка открыла окно, и плотный, пахучий полевой ветер ударил в лицо. Дианка засмеялась. Впереди была дорога, неизвестность, приключения, и это настраивало на веселый лад. А Коля, наоборот, встревожился:

— Так куда ты все-таки в город?

— Не знаю, — сказала Дианка, — может, к Юльке пойду. К Собачкиной. Помнишь? Только она теперь не Собачкина, а Волкова.

— Замуж вышла?

— С такой фамилией, говорит, разве выйдешь? Просто поменяла — и все.

— А разве можно менять?

— Говорят, можно. Десятку заплатишь и — становись хоть Царицыной.

— А как же родичи? Стало быть, ты от всех отказываешься?

— Выходит, так.

Ветер дул, дул и выдувал из головы все горькие мысли.

— Слушай, — сказала Дианка, — а что, если б мы попали с тобой сейчас на Марс? Только мы одни и никого больше?

— Хорошо бы! — мечтательно улыбнулся Коля.

— Нет, что ты! Страшно! Как это без людей?

— Почему без людей? — засмеялся Коля. — Знаешь, сколько бы мы с тобой детей народили!

— Иди ты! — Дианка отмахнулась от него. — Я серьезно, а ты…

Коля снова молча уставился на Дианку, и от его взгляда, пристального, тревожного, ей стало не по себе.

— Ну ладно, Коля, спасибо тебе. Я отсюда на трамвае доеду. Только вот…

— Что?

Он остановил машину и с надеждой и ожиданием глядел на нее.

— Может, денег мне дашь? Я ведь без копейки уехала.

Коля порылся в бумажнике и подал ей двадцать пять рублей, и когда подавал, схватил Дианкину руку, прижал к сердцу.

— Эх ты, сумасшедшая…

Дианка руку не вырвала. Она стояла и ладонью ощущала быстрые, глубокие толчки его сердца, будто оно билось не там где-то внутри, а в ее руке.

Коля сам отпустил руку.

— Ну что ж? До встречи на Марсе.

— Идет! — сказала Дианка.

Теперь к подруге. Хотя какая она подруга? Просто учились вместе. Вместе в пединститут поступали. Вместе не прошли по конкурсу. Но Юлька домой не вернулась, устроилась в городе на трикотажную фабрику. В деревню на выходные приезжала, расписывала реки молочные, берега из сыра голландского.

— Не веришь? Темнота потому что. А я восемьдесят пять рубчиков каждый месяц отхвачу — и наши дома, ваших нет. В общежитии через день кино. Танцы три раза в неделю. А уж ребят на танцах — как пуговиц на прилавке: выбирай, какого хошь, вплоть до сына директора фабрики. Ага. Интересный такой, усы под Буденного. Честное слово! Один раз я с ним танцевала, так он мне ручку на прощанье чмокнул. Не веришь? В городе не то что в наших Грустных Ключах: девки нарасхват. Так что в лепешку разобьюсь, а замуж в этом году выйду. Вот посмотришь!

Сейчас Дианка шла к Юльке Собачкиной, и, хоть не знала, как та ее встретит, в душе у нее все пело от радости. Вырвалась она все-таки на свободу! Хлебнула глоточек Счастья!

«А Андрей! — упрекнула она себя. — Ведь он мне теперь муж! — И тут же утешилась: — Мой муж объелся груш. Правду Коля сказал: любил бы, так удержал!»