— А тебя?
И Катя заливисто расхохоталась.
— Меня и в деревне так дразнят, — отхохотавшись, призналась она, — коротышкой. А мама мне такую подушечку сшила, ну, сидеть на ней, я и гоняю. Иногда даже за отцом управляюсь.
— Так ты уже работала на тракторе? А зачем тебе курсы?
— Как зачем? — улыбнулась Катя, — Диплом нужен, вот зачем. Кто меня без диплома нынче замуж возьмет?
С этой минуты Дианка прямо-таки влюбилась в Катю, хотя влюбляться-то, собственно, было и не во что: маленькие глазки, как буравчики, нос пуговкой и огромная шапка иссиня-черных волос.
— Это я их перекрасила, — тут же сообщила Катя, — а так я рыжая.
— Но ведь сейчас рыжие как раз в моде.
— Вот мне и стало обидно, что все под меня красятся, будто и я тоже крашеная.
С Катей было легко и весело, и Дианка на время забыла о своих горестях. Матери она написала письмо и попросила прощения. Правда, то, что она поступила на курсы трактористов, не сообщила. Написала, что поступила на фабрику, где и Юлька Собачкина. Попросила прислать денег. Мать денег прислала и приказала явиться домой в самый ближайший выходной. Но Дианка, может быть, в первый раз в своей жизни ослушалась матери и в Веселые Ключи не поехала, а осталась на воскресенье в городе.
День прошел еще туда-сюда. Дианка сходила в магазин и купила зажим для косы, а то все расплетается. Все дразнили ее этой косой, говорили: обрежь, обрежь, сейчас косы не носят. Она и сама видела, что не носят, но поднять руку на косу не могла. Столько лет растила ее, приглядывала, привыкла, как к чему-то живому.
Вернувшись в общежитие, она долго вертелась перед зеркалом, делала себе прическу, чтоб убрать косу. Прическа не выходила. Тогда она плюнула и снова заплела волосы в длинную тугую косу. Перекинула ее через плечо и села на подоконник.
В окно между домами был виден кусочек парка, только макушки деревьев, но даже сюда долетал шум их листвы. А Дианке казалось, что это шумит лес у них за деревней. Она закрыла глаза и пошла по этому лесу, как раньше ходила: сперва дорогой мимо дуплистой ивы, затем тропинкой через березовый глушняк, потом свернула с тропинки вправо и очутилась под тремя дубами. Эти дубы были не просто дубы, а давние ее знакомые. Под ними она отдыхала всякий раз, когда собирала грибы или просто так бродила по лесу. Когда-то давно, еще в детстве, она придумала им свои прозвища. Самый большой и корявый дуб звался Дон-Кихотом, рядом с ним маленький, коренастенький — Санчо Пансой, средний — Разбойником. Дон-Кихот и Санчо Панса стояли рядом, так что кроны их сплетались меж собой, а Разбойник чуть поодаль и всегда шумел листвой, даже тогда, когда вокруг было безветренно и тихо. Просто характер у него был такой шумливый.
Здесь, у трех дубов, Дианка любила посидеть, помечтать. И мечтала она тогда о светлом городе, о высоких домах, о нарядных витринах, о море огней и о том, кто живет в этом городе. Не о всех людях, нет, об одном, одном-единственном, который и не знает о ней, и, может быть, так никогда и не узнает.
«Вот странно, — думала она сейчас, — под дубами я мечтала о городе, в городе мечтаю о своих дубах. Где вы, мои Дон-Кихот и Санчо Панса? Охраняет ли вас дуб Разбойник?»
Она так ясно представила себе их, что услышала тревожный говор листвы над головой. Открыла глаза, а это машина прошла под окнами, прошуршала шинами и обдала воздух гарью бензина. Тогда Дианка встала и пошла, будто ее кто позвал. Встретилась на лестнице комендантша тетя Маруся, спросила:
— Ты куда?
— Туда! — махнула неопределенно рукой и вышла на улицу.
На тротуаре у гастронома продавали газированную воду, и, хоть было еще довольно холодно, люди стояли в очереди и пили. Постояла в очереди и Дианка. От ледяной воды резко заломило зубы, но в теле будто прибавилось бодрости, и она уже решительнее двинулась дальше.
У нее было такое чувство, словно она знала, куда ей надо идти. И' она шла. Вот центральная площадь с памятником Ленину, чистая, подметенная, с полосками пробивающейся сквозь квадраты бетона травы, вот вход в парк с огромной чашей громкоговорителя, вот памятник героям войны 1812 года — в вечерних лучах солнца крест на его верху так и золотится, вот пруд с плавающими на воде лебедиными домиками.
Раньше ведь их тут не было, вспомнила Дианка, а пришла весна, пригрело солнышко, и выплыли лебеди на радость людям, словно из волшебной сказки.
Рядом с прудом высилась старинная крепостная стена, и в воде она отражалась еще ярче, чем наяву. И по ней, прямо по крепостной стене, плыли лебеди. Лебедей было немного, но среди ослепительно-белых, как загадочный принц, плыл один черный, важный и неприступный.