11. На собрании кадетов. См.: Граве, ук. соч., стр. 61 и далее.
12. Текст соглашения и программу в английском переводе см.: Sir Bernard Pares. The Fall of the Russian Monarchy. London, 1939, p. 171. См. наши комментарии к этому документу в § 6 главы 8-ой. - АРР, XVIII, стр. 109, 110.
13. См. Граве, ук. соч., стр. 94.
14. См. Граве, ук. соч., стр. 75.
15. См. ниже, гл. 10, § 2.
15. "Оборонческий" уклон милюковских нападок на режим не полностью отражает идеологию кадетов даже в период 1915-1916 гг. Есть основания предполагать, что наравне с сознанием, что они призваны осуществить конституционные перемены в России, чтобы обеспечить победу над внешним врагом, и вопреки этому сознанию, было среди них и идейное направление, которое невозможно определить иначе, как "патриотическое пораженчество", в отличие от "революционного пораженчества" большевиков и некоторых других социалистов. Сознание, что поражение в войне приведет к очищению застоявшейся политической атмосферы в России, было очень сильным. Как иначе объяснить, что в 1915 году в книге очерков профессора истории московского университета, видного члена партии кадетов, А. А. Кизеветтера, внутреннее положение России в начале Крымской войны 1855 года охарактеризовано следующим образом:
"Война началась, и по мере ее развития гипнотическая сила колосса на глиняных ногах быстро стала слабеть. Казалось, что электрический шок ударил всю мыслящую Россию. Истинный патриотизм, которого так страшатся правители, отчужденные от народа, громко заговорил в душах лучших представителей народа. Они восприняли севастопольскую трагедию как искупительную жертву за грехи прошлого и призыв к возрождению. Искреннейшие патриоты возлагали надежды на поражение России внешним врагом. В августе 1855 года Грановский писал: "Известие о падении Севастополя расстроило меня до слез... Если бы я чувствовал себя достаточно хорошо, я бы присоединился к народному ополчению не потому, что я желал победы России, но потому, что я жаждал умереть за нее".
Параллель между настроением, преобладавшим в России в период Крымской войны, и чувствами интеллигенции в то время, когда печатались очерки Кизеветтера, не могли ускользнуть от внимания любого читателя в 1915— 1916 гг. См.: А. Кизеветтер. Исторические отклики. Москва, 1915, стр. 191 и далее.
17. См. гл. 8, §2.
18. См. Циркуляр Департамента полиции о плане Коновалова от 13 мая 1914 года, опубликованный в книге Ив. Меницкого "Революционное движение военных годов. 1914-1917". М., 1925, том 1, стр. 408 и далее, а также § 2 главы 8-ой настоящего тома.
19. Точка зрения Ленина хорошо известна из его статей в "Социал-Демократе* и других материалов, включенных в Собрание сочинений. Письмо Мартова о войне было опубликовано И. Меницким в указанном сочинении на стр. 174 — 179. Отметим двусмысленный комментарий Меницкого на стр. 179.
20. Листовка была перепечатана в первом номере сборника "Социал-Демократ", издававшегося Лениным и Зиновьевым в Швейцарии. Она была доставлена туда Александром Шляпниковым, опубликовавшим в том же номере, под псевдонимом Белении, отчет о деятельности большевиков за первые двадцать месяцев войны. Надо заметить, что большевики отказались принять новое название "Петроград", данное Санкт-Петербургу, считая его "ура-патриотическим".
21. См.: Рабочее движение в годы войны", опубликовано Центр. архивом в серии Материалы по истории рабочего движения" под общей редающей Лозовского. Подготовлено к печам М. И. Флеером и напечатано в "Вопросах Труда" (М 1925, 1926). В дальнейшем ссылки на "Флеер". Печатная записка Департамента полиции на стр. 274-275.
22. Флеер, стр. 277-278.
23. Там же.
24. Флеер, там же, стр. 284-285.
25. См. ниже, гл. 9, § 7.
Глава 2
РЕВОЛЮЦИЯ И РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ
Оборонцы. - Пораженцы.
§ 1. Оборонцы.
Тесное сотрудничество между "буржуазным" патриотическим руководством общественных организаций и меньшевиками и эсерами, работавшими в военно-промышленных комитетах, стало возможно благодаря общей задаче — потрясти основы империи. Это был тактический союз, который вряд ли мог скрыть различие конечных целей. Такие люди, как Гучков и Коновалов, надеялись, что, расшатывая правительство и дискредитируя царя, они смогут добиться конституционных уступок; рабочие, со своей стороны, надеялись открыть шлюзы революции. Сотрудничество между революционерами-оборонцами и либеральными реформистами было открытым и признанным, но и молчаливое, скрытое соглашение между революционерами-пораженцами, или "тайными пораженцами", и общественными организациями тоже можно проследить. Несмотря на яростность большевистских нападок на рабочие группы и на рабочих военной промышленности, товарищеская связь в форме объединенных большевистско-меньшевистских рабочих комитетов в ряде промышленных центров все еще существовала. Через эти каналы рабочим-революционерам давалась возможность укрыться от воинской повинности. Они входили в общественные организации и занимали должности, которые избавляли их от набора. Впоследствии апологеты общественных организаций пытались отрицать такую практику. Но в ранних мемуарах революционеров часто упоминается использование этого метода избежать службы в армии. Даже Молотов (под своим настоящим именем - Б. М. Скрябин) служил некоторое время в Союзе городов в Москве до ареста в июне 1915 г. В общественных организациях работали и другие большевики, как бы занявшие оборонческую позицию. Они по праву могли впоследствии утверадать, что борьба с самодержавием занимала их гораздо больше, чем организация снабжения армии. Это несомненно верно в отношении Н. Иорданского, постоянного сотрудника бюллетеня, издававшегося объединенным комитетом Союза земств и городов.
Деятельность небольших групп большевиков и других революционных пораженцев среди рабочих масс России надо рассматривать на фоне нового положения в промышленности, создавшегося в результате развала порядка мирного времени и образования общественных организаций, особенно военно-промышленных комитетов. Это новое положение давало такие возможности, что традиционные методы массовой агитации, которыми пользовались революционеры, - как выпуск прокламаций, подобных пресловутой резолюции о войне, опубликованной в Швейцарии в № 33 ленинской газеты "Социал-Демократ", - стали казаться мало эффективными.
Эсеры первые поняли, что лучший способ послужить делу революции во время войны состоит не в эксплуатации предполагаемых антивоенных настроений - эти настроения существовали главным образом в воображении нескольких революционных догматиков и нисколько не подтверждались стихийными патриотическими и монархическими демонстрациями в начале войны, - а в проникновении в администрацию военного времени, укреплении ее и использовании в качестве "теневого" правительства в момент конечного расчета, перед демобилизацией армии.
Характерна для такой позиции была, например, резолюция группы самарских эсеров:3
1) Считаясь с фактом войны, общее наше отношение к которой может быть только отрицательным, и принимая во внимание, что та политика милитаризма и империализма, в корне противоречащая интересам демократии, которую многие годы вела Германия и следствием которой явилась настоящая война, только укрепится и усилится, если Германия выйдет победительницей из этой войны, — определенно желая победы коалиции над Германией, в настоящий момент воздерживаемся от всяких выступлений, могущих ослабить силу сопротивления России.
2) Уверенные в том, что в случае победы наше правительство использует все возможности, чтобы через это укрепить свое положение, и что тот общественный подъем, какой замечается в связи с текущими событиями, не вылившись в революционные формы, в лучшем случае может побудить его лишь к незначительным уступкам, ничего не дающим демократии, — мы должны, учитылая настроение страны, приложить все свои усилия к тому, чтобы по окончании войны, - а при благоприятных обстоятельствах и раньше, - вызвать революционное движение характера вооруженного восстания и всеобщей забастовки, подготовка к которому народных масс и армии является задачей данного момента и определяет нашу тактику.