Выбрать главу

Впрочем, несмотря на внешнюю хрупкость, фарфоровость даже, отличающую ее от большинства сельских, кровь с молоком, девушек, характером Надежда обладала решительным. Проплакав несколько часов и потом проведя ночь без сна, глядя в потолок, пустой, как будущая жизнь, утром она встала с кровати с готовым планом действий. Нет непростых ситуаций, бывают трудные решения. Так, конечно, Надежда свою жизненную философию не формулировала. Но зато в соответствии с этим правилом она поступила.

Собственно, проблем было две — где и на что жить с ребенком. И эти, казалось бы, нерешаемые проблемы решились очень просто. В первом домоуправлении, в которое обратилась Надежда, место дворника было занято, во втором — вакантно, но там ей отказали, глядя на ее субтильную фигурку с выступающим животом, а вот в третьем — согласились принять на работу и предоставить служебное жилье — комнату в деревянном бараке с печкой и выгребной ямой в конце общего коридора.

Выросшей в деревне Наде к таким условиям было не привыкать, поэтому назавтра же она, забрав документы из института и вещи из общежития, переехала в свое новое жилье. Оклеила комнату самыми дешевыми обоями местной фабрики, которые одуряюще пахли, но веселили глаз голубыми цветочками, и на третий день вышла мести двор.

— В декрет пойдешь? — спросил у нее унылый начальник домоуправления. — Если пойдешь, из комнаты выселю, так и знай.

— Не пойду, — пообещала Надя. — Ребенок на улице в коляске спать будет, пока я работаю. Я обещаю, что вас не подведу, помогите мне, мне идти некуда.

— Да никто в очередь и не стоит на это место и это жилье, — поморщился он. — Работай на здоровье.

— Все у меня еще будет, — сказала себе Надя, вернувшись в первый вечер с работы и рухнув на колченогую кровать с продавленными пружинами. — И образование, и любимая работа, и любовь.

Дочку, родившуюся в рождественскую ночь с шестого на седьмое января, она назвала Любой. Надежда и Любовь. Теперь их было двое.

Конечно, она сильно уставала. И в первые дни, с непривычки. И на поздних сроках беременности, и после бессонных ночей, хотя родившаяся дочка была спокойной и особых хлопот не доставляла, и позже, когда начались проблемы с сердцем. Но, сжав зубы, много лет каждое утро выходила она на свою работу, чтобы сберечь право на единственное жилье, которое могло быть им пристанищем.

Когда Лельке исполнилось девять месяцев, Надя взяла приработок — устроилась дворничихой в детский сад, чтобы в него взяли дочку. Когда девочка стала постарше, то выходила помогать матери, не страшась ни дождя, ни снега. А с годами все чаще начала убирать двор и вместо нее. Надя тогда уже ослабела настолько, что не всегда могла встать с постели.

Загаданное когда-то сбылось не полностью. Учительский диплом и мечта встать у школьной доски так и не воплотились в жизнь. Зато Любовь у нее была — яркая, непоседливая, упрямая и надежная.

Мужчины для Надежды не существовали. Встреченный по несчастью красавчик-блондин, подаривший ей дочь, так и остался единственным в ее жизни.

Конечно, с родителями она все-таки помирилась. Лельке было полтора года, когда к ним в гости приехал дед, который оглядел их убогую комнату, шагнул к сосредоточенно играющей на полу у печки Лельке и подхватил ее на руки. С тех пор лето она всегда проводила в деревне. Оттуда же их небогатое домашнее хозяйство пополнялось выращенным на огороде урожаем, собранными в лесу грибами и ягодами, а также новыми носками, шарфами и свитерами, которые вязала бабушка. Платьица для дочки Надя шила сама, и их скромного семейного бюджета вполне хватало на жизнь. Надя искренне так считала до самой своей смерти, а Лелька — до тех пор, пока сволочь-директриса не открыла ей глаза на социальную пропасть между богатыми и бедными.

Лелька так и не призналась матери, что в шестом классе тайком сбегала посмотреть на отца. Историю дочкиного появления на свет Надя не скрывала. Она была убеждена, что любить не стыдно, так же, как и верить тому, кого любишь. Имени своего бывшего возлюбленного она, конечно, не называла, но Лелька росла девочкой сообразительной, поэтому найти на кафедре русской литературы высокого тридцатисемилетнего блондина, пусть даже и начинающего седеть, было для нее плевым делом.

Идя в институт, Лелька не представляла, что будет делать. Четкого плана у нее не было. Подойти и представиться? А если он давно уже и думать забыл про какую-то Надю, которая двенадцать лет назад ждала от него ребенка? А если не поверит, что Лелька и есть тот самый ребенок? А если выгонит вон? А если, наоборот, обрадуется?