Этот план похищения и путешествия был изложен весьма убедительно, но не встретил ожидаемого сочувствия. Герсдорф сказал спокойно и твердо:
— Нет, Валли, это не годится. Существуют кое-какие законы, решительно запрещающие романтические экскурсии. Твоя горячая головка еще не имеет понятия о жизни и налагаемых ею обязанностей, я же их знаю, и мне, человеку, специальность которого — защита права, было бы не совсем прилично попирать это право ногами.
— Что мне за дело до твоих законов? — воскликнула Валли, донельзя оскорбленная. — Вообще как ты можешь говорить о таких прозаических вещах, когда дело идет о нашей любви? Что же нам делать, если папа и мама останутся при своем отказе?
— Прежде всего, ждать, чтобы твой дедушка в самом деле уехал. С этим упрямым аристократом ничего не поделаешь: как человек мещанского происхождения, я не гожусь, по его убеждению, в мужья баронессе Эрнстгаузен. Когда же его непосредственное влияние в доме твоих родителей будет устранено, я добьюсь, чтобы твой отец выслушал меня, и попробую преодолеть его предубеждение. Мы должны запастись терпением и подождать.
Молодая баронесса окаменела от испуга при этой перспективе. Вместо романа с бегством и тайным браком ей рекомендовали ждать и оставаться у тиранов-родителей, а ее возлюбленный, который, по ее плану, должен был победоносно вынести ее оттуда на руках, вел себя так трезво и рассудительно, как будто собирался из-за обладания нею начать процесс по всем юридическим правилам. Это было слишком для ее пылкой натуры, и она гневно воскликнула:
— Скажи уж лучше прямо, что ты не нуждаешься во мне, что у тебя не хватает храбрости решиться на что-нибудь ради меня! В тот вечер, когда ты сказал, что любишь меня, ты говорил совсем иначе! Я возвращаю тебе твое слово, я расстанусь с тобой навеки. — Тут Валли начала громко всхлипывать. — Я выйду замуж за человека, у которого будет бесконечное множество предков… дедушка найдет мне такого, но я умру от горя, и не пройдет и года, как я сама буду лежать в фамильном склепе…
— Валли! — с упреком проговорил серьезный, кроткий голос адвоката. — Валли, посмотри на меня! Неужели ты в самом деле не веришь моей любви?
Это опять был голос, полный нежности, так хорошо знакомый Валли с того вечера, когда они были одни в зимнем саду и она с бьющимся сердцем слушала его признание в любви под звуки музыки. Она перестала всхлипывать и сквозь слезы посмотрела на своего возлюбленного, наклонившегося над нею.
— Неужели моя милая маленькая Валли совершенно не верит мне? Ты обещала быть моей и будешь. Я не позволю отнять у меня мое счастье, хотя и пройдет некоторое время, прежде чем я получу возможность заключить в объятия мою жену.
Герсдорф говорил так тепло и искренне, что слезы Валли высохли, головка ее опустилась на его грудь, и на губах уже задрожала улыбка, когда она спросила:
— Но, Альберт, ведь не так же долго придется нам ждать, чтобы ты успел состариться, как мой дедушка?
— Нет, не так долго! Ведь в таком случае злая, упрямая девочка, которая готова сию же минуту отказаться от меня, стоит мне что-нибудь сделать не по ней, едва ли пошла бы за меня.
— О, я всегда пойду за тебя! — воскликнула Валли с бурной нежностью. — Ведь я так люблю тебя, Альберт, так безгранично люблю!
Он привлек ее к себе, но теперь его голос понизился до шепота, Валли отвечала так же тихо, и конец разговора уже нельзя было расслышать. Минут через пять они вернулись в гостиную, и как раз вовремя, потому что в эту минуту появился Эльмгорст, который, как живущий в доме, не нуждался в докладе.
Наружность Вольфганга еще изменилась к лучшему в последние три года: черты лица стали еще тверже и мужественнее, осанка внушительнее; молодой человек, тогда только что поставивший ногу на первую ступеньку лестницы, которая должна была привести его наверх, научился подыматься по ней и приказывать.
В руках у него был душистый букет, и он с несколькими любезными словами поднес его хозяйке. Представлять гостей друг другу не было надобности, потому что Герсдорф уже давно был знаком с инженером, а Валли познакомилась с ним в Гейльборне, где провела с родителями прошлое лето.
Некоторое время шел общий разговор, но скоро общество разошлось: адвокат воспользовался первым удобным случаем, чтобы проститься, а минут через десять ушла и Валли. Ей очень хотелось остаться, чтобы отвести душу поболтать с Алисой, однако Эльмгорст явно не желал уступать ей поле дейстствия; маленькая баронесса чувствовала, что он считает ее присутствие здесь совершенно излишним. Поэтому она тоже простилась и ушла, но в следующей комнате мудро изрекла: