Котёнок выкатился из высокой травы прямо под ноги статной фее и, как показалось колдуну нарочито-демонстративно чихнул. Нет, конечно, этого быть не может, просто фыркнул от неожиданности. Фея вскинула руку в каком-то угрожающем жесте, и чародей уже собрался прыгнуть вперёд, одновременно ударив её оглушающим заклятием. Но его опередил, произведя тот же эффект раздавшийся голос соседней девушки:
— Мэва, замри! Ты посмела ослушаться меня?! Это всего лишь котёнок! Кис-кис, иди сюда. Чихнульчик. Простыл, наверное. Откуда ты здесь?
Некромант застыл. Вот тебе раз. Опять он ошибся. Статная красавица не была королевой. Что ж, выходит, всё что ни делается — всё к лучшему. Вот теперь его выход! Оставив клинки в ножнах, у пояса нащупал он тонкую верёвку. Из чего она сплетена — не к ночи вспоминать. Одна знакомая ведьма пособила. Тут и нити из савана погребённой колдуньи, и волосы отросшие уже у мёртвой в могиле, и волокна петли, жизнь этой ведьмы и оборвавшей. Ну и ещё кое-что, но не важно. Важно то, что ни одним заклинанием этой бечевы не порвать. Ни одной колдунье из этих пут не освободиться.
Волком ворвался некромант в отару. Чёрным ястребом налетел на белую голубку.
Опустившись перед котёнком на колени, не ведала Королева, что предельно упрощает задачу похитителю своему. Покорно отдаётся в чужие руки. Не иначе веление судьбы.
Чуть склонила голову фея и отбросила с лица густые волосы, обнажив нежную шею. Миг и впилась в неё жёсткая бечева. Рывок. Вдох, крик или заклинание, всё, что готово было сорваться с приоткрытых губ, замерло в передавленном горле, разлилось болью, вырвалось наружу булькающим всхлипом. В спину упёрлось колено, безжалостно выгибая позвоночник назад. До хруста.
Космач не церемонился. Сейчас не до жалости. Видел он, как от одного слова, от одного жеста вспыхивали и в ярком пламени растворялись рыцари, закованные в броню, оставляли после себя кучки почерневшего, оплавленного металла. Да что там видел! Сам произносил подобные слова и сейчас был готов на любую жестокость, только бы не дать им слететь с губ феи, не позволить ей шевельнуть хотя бы пальцем.
Заломил Космач тонкие руки ей за спину, стянул той же верёвкой сначала в локтях, а затем и в запястьях. Свободный же конец обмотнул вокруг окаменевшей ладони Мэвы — фрейлины (ну или не фрейлины), обращённой в статую словом Королевы.
— Не теряйте сознание, Ваше Величество, — прошипел некромант на ухо Катринэ. — Вы меня слышите? Держитесь на ногах. А то ведь вашей прекрасной Мэве будет очень больно, если она удавит собственную королеву. Так, Мэва?
До этого момента чернокнижник никогда не видел, чтоб статуя плакала. Но сейчас крупные слёзы катились из широко распахнутых глаз, и чёрный безграничный ужас плескался в бездонной глубине зрачков.
«Интересно, кто-нибудь сможет снять заклятие, наложенное Королевой? Или бедняжка так и останется статуей? Страшная участь. Как-нибудь нужно будет вернуться…» Презирал Космач излишнюю жестокость. Насилие немотивированное. Своему же объяснение находил всегда.
«М-да… а заклинание неплохое, сейчас бы пригодилось. Да и слово бы, данное карге, сдержал», — колдун обвёл взглядом беснующихся фей. Потеряв сразу двух лидеров, напасть они не решались. Понимали, что хоть жизнь Королевы и в руках чужака, но зависит от их шага. И решиться на него, феи не торопились. Или просто не могли. Тем не менее, воздушные создания обернулись разъярёнными фуриями. Всплески безумной ненависти в глазах. Оскаленные белые зубы должны обагриться кровью. Скрюченные, как когти, пальцы, готовы рвать человеческую плоть. Знал Космач, что ждать не долго остаётся. Скоро решится всё. Выплеснется их ярость наружу, как кипящая вода из-под крышки котелка. Пламя бы уменьшить надо, тогда, глядишь, и дольше побулькает.
Следить за всеми было тяжело. Феи кружили, не замирая ни на миг. Всё время кто-то оставался за спиной, сколько бы некромант ни вертелся. Королева же еле держалась на ногах. Никак не мог сфокусироваться её взгляд. Трепетали длинные ресницы, бросая страшные тени на белки закатывающихся то и дело глаз. Рвались из перетянутого горла жуткие полувздохи — полувсхлипы… Похоже, переусердствовал Космач с петлёй-то.
Он поражался и восхищался тем, насколько сильна Королева. Отчаянно боролась она за каждый глоток воздуха, хваталась за уплывающее сознание, и не сдавалась. «Держись, девочка,— шептал колдун про себя. — Пока видят они, как ты страдаешь, не сделают и шага, как только затихнешь — разорвут меня на части. Вернее, попытаются. Терпи, моя королева! Ради них и ради нас с тобой! Твоя боль — единственный наш щит, пока мы не добрались до круга. Ещё немного и станет легче».