Глава тринадцатая. Сад не может остаться без феи
— Понимаю, — кивнул Бенджамин, досадуя, что вместо желанного наследника появилась дочь. Дела только-только пошли в гору, а он уже представлял, кому оставит все это! — Я вот смотрю на тебя и думаю. Как так получается! Ты словно не старишься! Мне бы так! А у меня опять лодыжка ноет на погоду! И так каждый раз!
Бенджамин потряс утянутое брюшко и сверкнул первыми проблесками лысины.
— Жанетта! В честь курицы! Ой! — вздохнул Бенджамин. — Так, куда нести деньги? Мне еще приданное понадобится для девочки! Ее же еще замуж отдавать! Ты мне просто пальцем ткни и скажи сколько!
— Бен, ты безнадежен, — выдохнул Венциан, глядя туда, где вьющиеся розы спрятались от глаз. В маленький сад, над которым трясутся лучшие садовники, пытаясь сохранить его в первозданном виде.
Он хотел перенести его в старую оранжерею, но так и не нашел ключ. Со времен его матушки никто не открывал ее. А магический замок никак не открывался без ключа. В редкие минуты, когда его голова не была занята подсчетами, Венциан приходил в этот сад, любовался розами и вспоминал золотые локоны. А потом возвращался обратно в кабинет, не желая никого видеть. И только мисс Миракл имела право заходить в него, когда ей взудумается. И вот однажды дверь открылась. На пороге стояла нянюшка, утирая платком слезы.
— Я занят, не мешай, — взмахнул рукой Венциан, хмурясь на финансовый отчет мануфактуры.
— К вам мистер Бенджамин, — кивнула мисс Миракл, которая с того дня ничуть не изменилась. — Он хочет вам сообщить ужасную новость!
— Какую? — дернулся Венциан, выронив бумагу на пол.
— Вен! — зарыдал Бенджамин, бросаясь на грудь к другу так, что тот выплеснул бокал на ковер. — Сюзи… Сегодня днем… Она полезла подрезать свои розы… Те самые розы… Приставила лестницу…
— Что? Что с ней? — дернулся Венциан, чувствуя, как заходится его сердце. — Бен! Говори!
— Там была клумба… Каменная… — задыхался слезами Бенжамин, выронив трость на пол. — И она упала головой на клумбу… Доктор сказал, что ей нельзя было в ее положении лезть на лестницу… В любой момент у него могла закружиться голова… И, видимо, закружилась… А слуги не успели… Они мертвы…
— Кто они? — выдохнул Венциан, не веря услышанному.
— Она и мой сын… Доктор точно сказал, что у нее будет сын… Мы ему уже дали имя! Мы назвали его Венциан! И даже заказали пеленки! — рыдал Бен, прижимаясь к другу.
Венциан больше ничего не слышал. Он словно ослеп и оглох, вспоминая розовое платье, завиток и поцелуй — клятву. Ее больше нет… Сюзи больше нет… В этот момент все деньги мира рассыпались прахом.
— Я не знаю, как дальше жить, — рыдал Бен. — Не знаю… Похороны завтра! Ты придешь на похороны?
— Нет, — произнес Венциан, стоя, словно оглушенный.
— Тогда я пойду…. Мне нужно готовиться, — выдохнул Бен, растирая глаза. Венциан выпустил его из рук так же легко, как и впустил. В сердце кружилось в танце розовое платье, а в голове звучало: «мышь волосатая!».
Мисс Миракл стояла в дверях, утирая слезы платком.
— Бедная девочка! — всхлипывала она, дрожа губами. — Бедная девочка!
— Вы про Сюзанну? — спросил Венциан, присаживаясь в кресло и не веря в то, что случилось.
— Нет, про мисс Жанетт! Маленькая принцесса осталась без мамы! — всхлипывала мисс Миракл, когда Венциан сам того не осознавая, встал. Ноги несли его прямиком в сад. Тот самый, который остался точно таким же, как и был в тот день. Рука рванула завесу из проклятых роз. Она срывала эти розы, швыряя под дорогие сапоги. Превозмогая боль, она мстила им за то, что они погубили свою фею.
— Сжечь здесь все! — кричал Венциан, когда на крик бежала мисс Миракл. — Все сжечь! И розы сжечь!
— Успокойтесь! Я прошу вас, — умоляла мисс Миракл. — Я умоляю вас! Одумайтесь! Это же память!
— Не хотите сжигать? Значит, это сделаю я! — послышался голос. Страшная боль пронзила все тело, а из спины с болью вырывались огромные крылья. Весь мир растворился перед глазами, превращаясь в маленькую точку где-то там, внизу.
Он очнулся лежа в знакомом саду под платанами. Яркое солнце светило так ласково и пронзительно, что его было видно даже сквозь прикрытые веки.
— Что я здесь делаю? Как давно я здесь? — прошибла его первая мысль, когда по аллее ехали десятки карет, а откуда-то из дома слышались горестные голоса: «Примите наши соболезнования, мистер Беранже!».