— Идём скорей, мамочка! Я так проголодалась! — сказала Люся.
Мама ничего не ответила, взяла её за руку, и они ушли.
Всю обратную дорогу мама молчала: не то сердилась на Люсю, не то думала про что-то своё.
Только и было интересного за всю дорогу, что зашли в магазин да купили вишнёвого варенья. Зато, когда вернулись домой, всё стало совсем хорошо. Зажгли свет, накрыли стол и сели вдвоём пить чай с вареньем, будто этого Василька и на свете не было. После чая Люся построила дом из разрисованных мамой кубиков, а мама взялась за свою работу. Всё было как всегда.
И завтра, и послезавтра, и послепослезавтра всё было как всегда. Работали, ходили вместе в кино. Один раз даже поехали на автобусе в Парк культуры и отдыха и посмотрелись там в «кривое зеркало». А про детский дом разговоров у них больше не было.
Но через неделю случилось вот что. Мама вернулась домой с большим-большим пакетом.
— Что там такое? — спросила Люся.
— Не трогай, — сказала мама, — потом увидишь.
Но Люся не могла дождаться, когда будет «потом». Она потихоньку подошла к пакету и провертела сбоку дырочку. Внутри было что-то голубое, стёганое — наверное, одеяло.
— Это тебе или мне? — спросила Люся.
— Кому понадобится, — сказала мама.
Пока Люся смотрела сквозь дырочку на одеяло, мама открыла шкаф и стала разбирать Люсины вещи.
Передники мама положила отдельно, а башмаки и курточку завернула в глянцевую бумагу и спрятала в портфель.
— Ты куда это хочешь нести мои полусапожки?
— Да ведь тебе они уже давно малы…
— А кому же они не малы?
Мама отложила портфель в сторону, села в кресло перед столом и взяла Люсю за обе руки.
— Люся, я должна тебе что-то сказать.
— Лучше не говори… Ну да ладно, скажи.
Мама покашляла и стала зачем-то медленно переплетать Люсины косички.
— Давай-ка мы возьмём к себе ещё одного ребёнка. У тебя теперь нет папы, и это большое горе. А есть такие дети, у которых после войны не осталось ни папы, ни мамы. Ты понимаешь, Люсенька, никого-никого! Вот я и хочу взять такого ребёнка. Я ему буду мамой, а ты — старшей сестрой.
— Ой, — сказала Люся, — ты, кажется, опять про своего Василька!
— Да, про него, — ответила мама, — про нашего Василька. Я уже получила разрешение его усыновить, и скоро мы ею возьмём к себе.
— К себе? Значит, он всегда будет жить у нас? И ты будешь его кормить, спать укладывать, игрушки ему делать?
— Да, — сказала мама.
— Значит, это для него ты одеяло покупала? Новое, голубое!
— Нет, для тебя, дочка. А ему отдадим твоё, маленькое. Ведь ты уже выросла.
— И сапожки мои ему отдашь и фартуки?
— Разве тебе их жалко?
— Нет, мне не жалко, а только я этого мальчишку почему-то не люблю. Найдём другого.
— Когда же это ты успела его не полюбить?
— А вот когда ты меня в коридоре из-за него ругала. Раньше этого никогда не было!
— Не из-за него, а из-за тебя самой, — ответила мама. — Раньше ты так себя никогда не вела…
Через несколько дней мама с Люсей опять пошли в детский дом.
В детском доме их сразу же повели в комнату директора.
Комната была маленькая, белая, и в ней за столом сидела женщина в белом халате, которую Люся в прошлый раз приняла за доктора.
— Ну, вот и хорошо, — сказала женщина. — Сердечно поздравляю, товарищ Морозова! Признаться, жалковато всё-таки отдавать. Дивный парень!.. Только начнёшь привязываться к ребёнку, вдруг какая-нибудь мамаша возьмёт его и усыновит.
— Право, мне не хотелось вас огорчать, Антонина Петровна, — сказала мама.
— Да что вы, что вы, голубушка! Я же шучу. Желаю вам вырастить хорошего сына.
В это время в комнату внесли аккуратно завёрнутый пакет.
— Это его приданое, — сказала директорша. — А вот и он сам!
Через порог осторожно, высоко подняв толстую ножку, переступил Василёк. На этот раз он был в новой голубой блузке и причёсан на косой пробор.
— Здравствуй, мой Василёк! — сказала мама.
Василёк протянул ей обе руки, как будто только её и ждал.
Мама посадила его на стул и стала одевать.
Няня помогала ей и приговаривала:
— Мал, конечно, а свой интерес небось понимает. Схлопотал себе в мамы такую приятную гражданочку!
Мама засмеялась, и директорша засмеялась, а Люся даже не улыбнулась. Она молча сидела на стуле и смотрела, как мама надевает на Василька её красные полусапожки.
— Ну что, нравится тебе твой братик? — спросила Люсю директорша.
— Ничего, — сказала Люся и отвернулась, чтобы не видеть, как мама надевает на Василька её синюю куртку с золотыми пуговками.