– В таком случае все мои желания сбылись! – воскликнула Фея Хлебных Крошек. – Я смогу облагодетельствовать всех бедняков, подававших мне милостыню в те долгие годы, что я провела в нищете на французских берегах! Увы, подают деньги только бедные люди, ибо нужда учит их жалости. А позволишь ли ты мне подарить каждой из моих девяноста девяти сестер, которые, когда я живу в своем гринокском домике, обычно навещают меня раз в год, на следующий день после праздника святого Михаила, – позволишь ли ты мне подарить каждой из них по шестьдесят гиней в память о тех деньгах, что некогда позволили мне жить в достатке и радости? Этот дар придется им очень кстати, и я знаю наверное, что они приищут ему достойное употребление, ибо все они равно умны и милы.
– Я позволю вам все, что вы захотите, Фея Хлебных Крошек, и даже нахожу свой дар чересчур скромным для свадебного подарка; но скажите, отчего же вы никогда не говорили мне ни слова о вашем многочисленном семействе?
– Оттого, что в прежние времена я была так поглощена заботами о твоем будущем, что не имела сил думать о чем-либо ином, – отвечала Фея Хлебных Крошек.
Разговор наш понемногу затих, но продолжал доставлять мне неизъяснимое блаженство. Я испытывал то довольство сердца, ту чистую и священную радость мысли, то смутное, но глубокое удовлетворение, которое ощущаешь, не умея его определить, и благодаря которому человек сознает, что ему хорошо, хотя и не знает отчего. Я забыл внешний мир, да и себя самого, как вдруг почувствовал, что Фея Хлебных Крошек взяла мою руку и, плача от волнения, прижала ее к своим губам.
– Теперь ты знаешь, что такое счастье? – спросила она.
– Да, да, знаю! Счастье – это жить подле Феи Хлебных Крошек и быть любимым ею.
Я хотел поцеловать Фею Хлебных Крошек, побыть рядом с нею еще мгновение, но тщетно: она скрылась за дверью своей спальни, дверь же эта была так ловко вделана в стену, что мне ее отыскать не удалось. Сработана она была превосходно.
Немного поразмыслив, я, прежде чем отдаться сну, решил узнать, как относится к моему новому положению Билкис. Фея Хлебных Крошек не только позволила мне изредка поглядывать на портрет Билкис, но даже положительно приказала мне это делать. Итак, я поспешил раскрыть медальон.
Билкис спала.
Глава двадцать вторая, из которой мы узнаем о единственном достойном способе, женившись на старухе, провести первую брачную ночь с юной и хорошенькой женщиной, и о многих других полезных и поучительных материях
Насколько же отличалась эта ночь от всех предшествующих! Сон не оставил меня своими милостями, но какими радостными тонами окрасилась его палитра! какие прелестные капризы, какие восхитительные фантазии набросал он на волшебном полотне моих грез! Не успел он смежить мои веки, как элегантная, но простая обстановка домика Феи Хлебных Крошек сменилась роскошными колоннадами дворца, освещенного тысячей факелов в золотых канделябрах, чей блеск отражали, тысячекратно усиливая, хрустальные зеркала, полированные плиты восточного мрамора и полупрозрачные вазы из алебастра, агата или фарфора. Вскоре сияние начало понемногу гаснуть и наконец предметы стали видеться мне смутно, в том робком и мягком свете, каким окрашивают небо лучи новорожденной зари. Тут я увидел Билкис: прячась под покрывалом новобрачной, она – а это, без сомнения, была именно она, – скромно приблизилась к моей постели и оперлась о нее своими целомудренными дланями и лилейным коленом, словно намереваясь возлечь подле меня.
– Увы, Билкис! – вскричал я, мягко отстраняя ее. – Что вы делаете и что привело вас сюда? Я женат на Фее Хлебных Крошек.
– Я и есть Фея Хлебных Крошек, – отвечала Билкис, бросаясь в мои объятия.
Свет погас, но я не проснулся.
– Фея Хлебных Крошек! – воскликнул я, и странная дрожь сотрясла мое тело, а вся кровь моя прилила к сердцу. – Билкис не может обманывать меня, но ведь я чувствую, что вы почти моего роста.
– О, пусть это тебя не удивляет, – отвечала она, – я удлиняюсь.
– Но, Билкис, у Феи Хлебных Крошек нет тех шелковистых кудрей, какие рассыпаны по вашим плечам!
– О, пусть это тебя не удивляет, – отвечала она, – я не показываю их никому, кроме мужа.