– Мне прямо жаль, что Гейб давно помер, – с притворной печалью заметил лорд Фалько, постучав ложечкой по краю блюдца. – Посмотрел бы я сейчас на его лощеную морду…
– Я ему сразу сказал, что от мальчишки стоит избавиться, – заявил Дорих. – А толку? Он лишь взбесился пуще прежнего. «Лорд Лейернхарт не воюет с мелкими ублюдками, что были прижиты от нищей шлюхи без капли магии в крови!» Нет так нет… И впрямь жаль: я бы тоже полюбовался, как душечка Гейбриел истерит, подобно капризному ребенку.
Мэйр, которая о феерических похождениях Гейбриела Лейернхарта знала только по многочисленным рассказам, тоже была бы не прочь понаблюдать за всем этим цирком. Длился бы он, правда, недолго – ровно до того момента, как Гейб открыл бы рот. Себастьян не Киара, терпеть десять лет не станет.
– Мы бы полюбовались на его скорую кончину, вздумай он ляпнуть такое Себастьяну.
– При условии, что наглый сопляк не помер бы раньше, – как бы невзначай заметил Дорих, меланхолично размешивая сахар в фарфоровой чашечке. – Здесь и сейчас у него все шансы не дожить и до зимы.
– Еще чего не хватало, – мигом рассвирепела Мэйр, заслышав лишь намек на угрозу жизни драгоценного пациента. – Пусть ваша милость держит свою сестрицу на коротком поводке, а уж Себастьяна я в порядок приведу. В будущем году пойдет учиться, или я не Мэйраэн Макинтайр.
– Что с ним творится, как по-твоему? – нахмурившись, задал Фалько вопрос, что явно терзал его уже не один час. – Я не стал говорить, хотел дать тебе составить свое мнение… Мне кажется, это шизофрения. У пацана жуткие галлюцинации, проблемы с речью, а в его сознании даже из рабочей памяти отчетливо видна какая-то хрень, с которой он подолгу беседует… и которая подчас вертит им как хочет…
Мэйр раздраженно вздохнула и вскинула перед собой руку, прося его замолчать.
– Уилл, он десять лет проторчал в лесу один! Поведенческие нарушения тут не то что норма – закономерность. И уж тем более некорректно говорить о шизофреническом делирии, если мы имеем дело с нестабильным менталистом. По крайней мере, я уверена, что это не делирий, а банальнейшие проявления неуправляемой силы. К тому же у Себастьяна целенаправленно сбили всю природную защиту, и его мозги чудом справляются с перегрузкой…
– Ладно, ладно, понял! Кругом неправ! – замахали на него руками. – Гони уже диагноз, зануда ты ушастая.
Против собственной воли потрогав кончик дурацкого оттопыренного уха, Мэйр все же подавила всплеск бурного негодования и продолжила:
– Под шизофренией в современной имперской медицине понимается расщепление рассудка. Насколько могу судить, рассудок Себастьяна в полном порядке… причинно-следственные связи он видит хорошо, рассуждает вполне логично. Нет, полагаю, здесь уместнее говорить о расщеплении личности.
– Думаешь? – с сомнением переспросил лорд Фалько.
Мэйр нетерпеливо мотнула головой.
– Мне нужно будет побеседовать с ним еще хоть пару раз, чтобы сделать выводы, но я почти уверена. Себастьян постоянно говорит о своей силе, как об отдельном разумном существе, причем обычно использует местоимение «он». Я подозреваю, что присутствует некая… персонификация, олицетворение его темной силы. А так как силой своей Себастьян толком не владеет, эта самая персонификация частенько берет верх и начинает творить всяческую хрень. Как-то так.
Как бы подведя финал своей речи, она приманила к себе на тарелку пятое по счету пирожное. «Наш подменыш всех нас продаст на органы за мятную пастилу и миндальное печенье», – хихикал Алан, ее коллега, друг и по совместительству зять. Мэйр обычно возмущенно качала головой: «Да за кого вы меня принимаете?!» – и требовала в довесок вот эти самые сливочные пирожные с земляникой. Продавать, так задорого!
– Что ж, – вмешался в их беседу лорд Дорих, – по мне, так звучит вполне разумно. И не столь проблемно, как шизофрения.
Мэйр могла бы поспорить. Все же методики исцеления психических недугов – ее любимый конек. Но она слишком устала, а посему ограничилась сдержанным кивком.
– Пожалуй. Будем держаться этой теории, пока не получим опровержения.
На том и порешили.