- Ну ладно, это уже что-то... Ваших слов будет недостаточно, хотя и они, признаю, весомы, но это их подтвердит.
- Мамуленька! Так я справился?
- Да, мой милый, несомненно.
- Ох... хён, и кто из нас слюнтяй и молокосос?
Любящие мать и сын отвлеклись на ворчавшего Чжихвана, стоявшего у окна и любовавшегося на деревья, окружавшие изысканный загородный дом его родителей. Старшая мадам Ли недовольно нахмурилась:
- Ты что-то сказал, тихоня?
- Мамуля, он в последнее время стал такой косноязычный - вечно бубнит себе под нос.
- Тошно смотреть, а еще взрослые люди! - отвернулся младший сын Мичжи, которого она родила что называется про запас. Женщина так радовалась рождению первенца мужского пола и так беспокоилась за жизнь и здоровье Хванчика, что на второго сына любви и материнской гордости ей уже почти не хватало. Возможно, Чжихван догадывался, что до звания любимого сына ему далеко, но воспринимал это обстоятельство спокойно, насколько это возможно. Иногда только позволял себе какие-то странные высказывания - вот как сейчас.
- Ладно, некогда мне с вами разбираться, - собралась, придя в себя после радостной встречи, Мичжа. - Завтра я жду от вас слаженного выступления на совете. Кстати, вы уверены, что этот гаденыш не отправился следом за вами?
- Абсолютно! Он так приклеился к этой бесцветной русской девчонке! Даже долговое обязательство мы у нее на глазах подписывали! Ни на секунду с ней не мог расстаться, - поспешил уверить мамуленьку Ли Хван.
Женщина нахмурилась. Она старательно расправила отложной воротник своего классического домашнего платья цвета насыщенного бордо и острым, как края бумаги на свежеотпечатанном кабальном договоре, взглядом кольнула младшего сына.
- Что еще за обязательство? Ты позволил Ли Джуну втянуть вас в какие-то махинации?
"Может, мне стоит поменять родного брата на двоюродного?" - подумалось Чжихвану, и на его счастье, ни мать, ни Ли Хван его мыслей не прочитали.
Кратко изложив затруднения, о которых умолчал в своем рассказе о триумфе их сыщицкого предприятия старший брат, Чжихван вынес шквал упреков и обвинений в тугодумстве. Мичжа негодовала на деверя, проклинала Ли Джуна, обзывала обоих крохоборами и гнусными интриганами, бабами в штанах и подлецами, ... и ... ... . Некоторые ее выражения ни один из сыновей до сих пор не слышал и вряд ли смог бы истолковать, хотя у обоих был достаточно богатый словарный запас.
Потом важная дама совершенно успокоилась и довольно откинулась на спинку изящной оттоманки, обтянутой темно-розовым атласом.
- Все равно, оно не имеет силы, это ваше обязательство. И вообще ему не до него будет скоро. Пусть сначала от разоблачения придет в себя.
Еще раз кинув взгляд на фотографии, Но Мичжа усмехнулась. Слабости влюбленных мужчин всегда можно выгодно использовать. Уж ей ли не знать - ведь именно влюбчивость Ли Тхэсонга в свое время послужила ей хорошую службу. Легко было подловить богатенького бездельника, уверенного в своей неотразимости. Но заманивая в брачные сети Тхэсонга, теоретически подкованная в деле соблазнения дочка главаря преступной группы не учла одно маленькое обстоятельство: практика настолько ей понравилась, что она влюбилась в своего жениха и продолжала любить мужа. А вот он... как был влюбчивым и непостоянным, так и остался. Так что в этой ее усмешке презрения и грусти было почти поровну... а еще, вполне возможно, где-то неосознанное закралось и сочувствие. Не к Ли Джуну... еще чего! А к этой безымянной для нее девчонке, маленькой и бесцветной, с таким доверием вглядывающейся в лицо этого малолетнего комедианта.
Будь проклята вся эта семейка Ли! Что за мужчины из нее происходят! Лишь в своем старшем сыне Мичжа могла бы быть уверена - сама воспитывала как никак.
Лиза всю дорогу смотрела в окно. Когда их машина обгоняла попутчиков, но перед ее взором пролетали сначала виноградники, потом море, потом степь и опять море. Иногда ехали бок о бок с остальными, смотрящими свысока из высокого автобуса. Братья за год, пока Ванечка им владел, как-то привыкли к "неправильному" праворульному микровэну и не хотели с ним расставаться. Чудно было немного сидеть справа и все-таки за водительским креслом. Сменить братьев за рулем она бы не могла, к тому же братское трио отлично справлялось и без ее вмешательства. Ванечка на сквозняке не сидел - она специально ему напомнила, что простужаться ему нельзя. Жизель переглядывалась с Костиком в зеркало, когда тот был за рулем, или перешептывалась, когда его сменял кто-то из оставшихся братьев. Все было прекрасно. Поэтому нет-нет - и ее взгляд падал на бирюзовые бока автобуса, на котором ехали домой остальные студенты.
Сейчас за рулем был Валя. Девушка, как самая коротконогая из всех пассажиров обреченная на место за водительским креслом, время от времени чувствовала, что ее мимолетно касается чей-то грустный вздох, чей-то безнадежный взгляд.
"Просто кажется? Или все потому, что мне не хватает Джуна рядом?" - гадала Лиза, продолжая ощущать чье-то смятение и маету.
В очередной раз уловив отсвет чужой печали, девушка быстро посмотрела в окно. Ну конечно! Бедной Вике сейчас, может быть, очень грустно и одиноко. Аллочка уломала своего преданного и немного запуганного Федьку проводить ее до границы. "Твои проблемы, как вернешься обратно, но я так хочу!" - это был самый вежливый из ее аргументов. Да уж... если бы Лиза такое сказала Джуну, то получила бы в лучшем случае насмешливый взгляд...
Даша всерьез решила в поездке со спокойным Василием, невозмутимо выслушавшим ее, тренировать навыки борьбы на руках. Впрочем, что-то подсказывало Лизе, что немногословный спортсмен найдет, как отвлечь свою подругу от атлетических подвигов.
Жизель ехала отдельно от подруг. А Вика сидела сейчас одна, совсем как Лиза, и тоскливо сопровождала взглядом машину попутчиков.
"Так не пойдет! У меня хотя бы Джун в мыслях! Воспоминаний о вчерашнем дне мне до дома хватит. А если еще представить, что могло бы случиться... Но лучше все-таки воображению не разыгрываться. И так что-то жарко, несмотря на кондиционер..."
Ненадолго удалось спровадить подальше образ Джуна, обнимающего ее, свои ощущения от первого поцелуя... которые даже нельзя было никак выразить словами, а только цветовыми пятнами - самых любимых цветов - алого, золотистого, сладко-апельсинового и чарующе-кофейного сменяющихся свежестью бирюзового, лазурного и жемчужного. Девушка поняла, что просто обязана сделать еще кого-то если не счастливым, как она - что просто невозможно, то хотя бы менее грустным и покинутым.
- В следующий привал я переберусь в автобус! - заявила она, отвлекая братьев впереди от обсуждения дороги, а Костика и Жизель от шуточек и смешков.
- Что случилось, Лизочек? Тебе неудобно? Может, мне на переднее сидение пересесть?
- Кто тебе даст сидеть рядом с этим оболтусом Валькой? - вскинулся Костик в ответ на обеспокоенное замечание Толстушки.
- Нет-нет, Жизель, все в порядке. Мне удобно... просто...
Художница не знала, как объяснить свое желание какую-то часть пути проехать отдельно от братьев, в менее удобном и более шумном автобусе, когда известно, что она в общем-то не ищет оживленного общества. Говорить о Вике ей казалось неправильным. В конце концов, это могли быть лишь ее домыслы. И все равно нельзя было отказывать человеку в участии, даже если считаешь, что тебе только кажется, будто оно ему необходимо.
Молчание прервал водитель:
- Ясно, ты уверена в безопасности пути, только когда я веду машину как прелестную партнершу в вальсе. Или фокстроте - двигатель-то четырехтактный!
- Ты-то о чем? - Костик непонимающе моргал.
- Все просто: после следующей остановки кто-то из вас меня сменит. Хуже всего, если это будет наш Тыдашкин. Он и так меня постоянно подгоняет. Одно хорошо - хоть не ноет, что ему холодно или жарко или жестко сидеть.