Я закрыл дверь. Сел за стол, отодвинул остывший суп. Есть мне уже не хотелось вовсе. Я хмуро взглянул на девушку. Она улыбалась.
– Тут нет ничего розового.
– Да.
– Уютно.
– Вам виднее.
Разговаривать с ней я не желал, и мне кажется, что она это понимала. Она смотрела на меня оценивающе, щурила глаза и явно не знала, с чего начать разговор. Я молчал. Госпожа соизволила покинуть свой замок, пусть госпожа и говорит.
– Знаете, я как-то сильно ударилась головой и померла.
Лучше бы госпожа молчала. Я не знаю подробностей, но заводить разговор о том, чего мы все так долго ждали, не стоило.
– И вот я так сильно ударилась…Что взглянула на мир иначе.
Значит, это и вправду сотрясение? Что ж, я слышал, как многие менялись в характере после такого.
– И я поняла, что допустила роковую и неисправимую ошибку.
Она замолчала, украдкой взглянула на меня, ища поддержки. Подобную услугу я ей не окажу. Для неё это роскошь.
– И я решила всё исправить.
– Уже поздно.
– Ничего не бывает поздно, я знаю, что мне нет прощения. И…
– Вам здесь не рады. Спросите любого – он ждет вашей смерти. Вы не можете помочь своей территории, как бы сильно головой не бились о землю.
– Но я же правда изменилась!
– Быть может, в худшую сторону.
– Я хочу снова сделать этот город великим!
– Хотите дальше.
– Слышишь ты, лысый, – она хлопнула по столу так сильно, что я невольно дернулся. Но никто не смеет мне дерзить. Я староста этой деревни, люди послушают меня. Никакие угрозы не помогут! – Я тебя прошу по-человечески помочь.
– Вам только могила и поможет.
– Кирка, – проговорила она холодно, стискивая зубы и кулаки, – незаменимых людей нет.
Я отпрянул от стола. На мгновение передо мной предстал Император, что сказал мне эту же фразу прежде, чем сослать сюда. Это выражение уже испортило однажды мне жизнь, и ныне оно было сказано с такой ненавистью, будто бы это я подставил собственную страну своей бесхребетностью.
– Мы можем работать вместе. Можем отмыть грязь с города вместе. А можем начать враждовать, и вражда эта закончится ненужными смертями. Я не побрезгую вырастить цветы, парами которых вы все задохнетесь.
Она замолчала. Я и вовсе потерял голос. Ошарашено смотрел в её лицо, пытаясь заметить подмену, но не видел ничего, кроме шрама на лбу. Чтобы эта тряпка да сказала такое?..
– Вы…Вы и правда Госпожа Сисиль?
– Почти.
– Что это значит?
– Только то, что я очень сильно ударилась головой.
Шаг № 3.
«Дорогой дневник.
Никогда в жизни не вела тебя, но время, очевидно, пришло. Мне не с кем поделиться своими мыслями, так как объяснять, что в теле госпожи Сисиль уже другой человек, бесполезно. Здесь никто не слышал о реинкарнации, а все мои жаргонные слова трактуются индивидуальностью. Более того, внутренняя чуйка приказывает молчать, а я не вправе рисковать в сложившейся ситуации.
Новая жизнь напоминает мне ту самую программу «Сдохни или умри». В какую бы сторону я не собиралась пойти, везде мне хотят устроить анал-карнавал и скинуть в колодец с мамбами. Я вовсе не преувеличиваю и сейчас опишу здесь события последних трех дней.
Начнем с семьи Боба Строителя, а точнее с Кирки Мускулюса, к которому я давеча наведалась за помощью. Это решение показалось мне логичным, ведь в первую очередь на моей стороне должно быть население. Мой дипломатический план провалился в тот момент, когда я вспылила и начала угрожать, однако, язык силы был более действенным, а потому расклад на данный момент таков. Кирка спустя день соображений согласился помочь. В чем? Не знаю ни я, ни он, потому что как такового плана нет. Он смотрит на меня с отвращением, и его двухметровый рост это позволяет. Понимаю, принимаю, даже поощряю. Если бы Кирка смирился со мной слишком быстро, это было бы чересчур подозрительно. Но вот он здесь, в моем домике Барби, и я готова продемонстрировать ему весь свой нецензурный внутренний мир.
Как сказал Кирка, подобное решение он принял исключительно из-за своей семьи. Его сын грезил о становлении стражем, а дочь мечтала о статусе фрейлины. Личности это, спешу заметить, незаурядные, и ненавидят меня меньше, чем предполагалось, что лично я считаю успехом. Жена Кирки прекрасно готовит, а потому сразу водрузила на себя роль повара, несмотря на то, что как таковых продуктов нет. Сам же дед пообещал убедить других людей, на которых, впрочем, моё пешее появление по говну и кочкам уже произвело большее впечатление.
Я чувствую ответственность и само собой испытываю стресс. Хочется курить, но у нас нет денег ни на приобретение табака, ни на покупку алкоголя. Единственное спасение для моей нервной системы – это стрельба на заднем дворе. Думаете, что это систематичное занятие с правилами? Отнюдь. Когда я зла, я беру револьверы и просто начинаю шмалять. За этим занятием меня уже застали все новые слуги. Кирка почему-то считает, что я сумасшедшая.
Вопрос денег стал остро. Ежемесячно Император высылает некую сумму, и я, к счастью, не исключение. Я решила написать ему письмо с раскаянием и описанием затруднительной ситуации, но Подсолнух отверг мой грандиозный план. Он сказал, что моё обращение похоже на проклятье, и что это послание воспримут как угрозу. Более того, помявшись в дверях, дед деликатно объяснил мне сложную суть наших с Императором отношений (которых, как оказалось, вообще не было). Конкретно мне, а точнее, исключительно мне, лучше вообще никакой помощи не просить.
Чудесно? Волшебно. Я вообще не понимаю, как Сисиль столько лет сохраняла свой статус. После долгих дум я решила пойти ва-банк и написать родне. Они ведь богатые, верно? Но Подсолнух и на этот раз разрушил надежды, достав из шкатулки пачку писем, – это были обращения Ебельманий к своей дочери. Вот это действительно проклятия. Они обвиняли её во всем, прося отречься от рода. Так-то получается, что и семьи у меня никакой нет.
Грустно. Пойду шмалять».
– И ты даже никогда не курил?
– Нет…Я вообще удивлен, что вы курите.
Мы с Киркой и его детьми сидели под засохшим деревом и смотрели на радугу, в которую я так отчаянно желала засадить пули. Я называла это злобной минуткой, и в это время было запрещено приближаться ко мне на километр. Подобное занятие неплохо выпускало пар.
– Простите, Госпожа, но вы совсем не милая и вообще не хрупкая, – буркнул под нос Ждак – сын Кирки. Его прямолинейность импонировала мне до безобразия, но качеством этим был наделен не только он.
– Я тоже слышала, что вы слабая и немощная, – мою новую фрейлину звали Ольхой, но феей при этом она не была. Род Кирки происходил от каких-то друидов, что лично мне представлялись сектантами из леса. – И я не думала, что аристократия сама перетаскивает мебель…
– Вы и правда странная, Госпожа.
– Спасибо.
– Что вы собираетесь делать? – спросил Ждак, усаживаясь на соседнюю лавку. – Все регионы уже заняты необходимой деятельностью. Нам ничего не осталось.
– Чем конкретно? – без доли смущения я посмотрела на Кирку. Думаю, в этом вопросе он подкован лучше сына. А моей тупости здесь уже никто не удивлялся. Я даже закалывала волосы на макушке, лишь бы все видели мой громогласный шрам.