— Айсель, — говорю и протягиваю руку.
— Ляна, — отвечает она и пожимает мою.
— Вот и будем знакомы. Мне кажется, ты очень славная.
— А вы — совсем не похожи на фею. Вернее, нет, вы красивая и крылышки у вас чудесные, так и искрятся. Но вы другая, вроде моей бабушки. А та была очень мудрой белкой.
«Мудрая белка» — так меня ещё никто не называл!
— Та фея, которую ты встречала, — а ты ведь уже встречала фей? — Ляна кивает: — какой она была?
— Крохотной, вот такой, — Ляна показывает размер на пальцах. — Не то, что вы. Вы — крупная фея.
К сожалению, я уже успеваю наколдовать себе лимонад и сейчас давлюсь им, кашляю и неприлично разбрызгиваю ароматную жидкость.
Ведь я — не крупнее самой Ляны, а она — хрупка и миниатюрна.
— Нет-нет, — поспешно исправляется моя собеседница, — вы очень изящная, — бурчит себе под нос: — Кажется, так это называется? — И опять ко мне: — Просто та фея была совсем крохой, а вы — как человек. Вот!
Улыбаюсь:
— Ты, наверное, встретилась с лунной или цветочной феей. Они обычно маленькие. Рождаются из бутонов. Но вредные.
— Точно, именно так! — охотно соглашается она. — Та была самая-самая вреднючая! Это она сделала меня странной!
— Наколдовала тебе хвостик и ушки?
— Что вы! — Ляна с каким-то даже суеверным страхом хватается за свои милые ушки. — Ушки и хвостик у меня были всегда. Она наколдовала мне ноги! Ну… и всё остальное, — косится на свою весьма соблазнительную грудь.
— Ты чудо, Ляна! — ставлю стакан с лимонадом на туалетный столик и треплю её по волосам.
Она млеет, а потом вздыхает:
— Хрясь тоже так говорит.
— Хрясь — тролль?
— Угу! Громадный! — но руки, почему-то, разводит в стороны, будто старается объять необъятное.
— Он выслеживал тебя, там, возле академии. Притворялся камнем.
Ляна опускает голову и вздыхает ещё тоскливее:
— Он может, — вскидываясь, с энтузиазмом и горящими глазами: — Хрясь очень хороший и меня любит. Но совсем невыносимый. Нет, я конечно пыталась. Каждый день, с утра выносить ему мозг, но ничего. Только закаменеет весь, и хоть что с ним делай. Эх! А я ведь тоже его люблю! Но пришлось уйти. Даже убежать!
Как там говорил Хмурус: это обещает быть интересным? И впрямь — белочка и тролль.
— Тебе надо пересмотреть свои взгляды и вернуться, — похлопываю её по руке. — Если бы меня кто-то так преданно ждал, я бы точно вернулась к нему.
Теперь вздыхает она.
Тут раздаётся звонок, и Ляна вскакивает:
— Ой! Мне пора. Преподаватели ушли, нужно убирать комнаты!
— Беги. В следующий раз ко мне в заходи просто так. Поболтать, — машу её след рукой: — и да — я просто Айсель! Никаких «вы», «госпожа» и прочего!
Она обещает так делать.
Как только Ляна скрывается за дверью, сажусь за учебную программу. Гоблин-кадровик сказал, что к обеду следует предоставить план проректору по обучению, поэтому стараюсь успеть.
…Да, давненько я не подпирала стену начальственного кабинета и не волновалась, как на первом собеседовании. Даже удивительно, что переживаю теперь.
Преподаватели выбегают от проректора раскрасневшиеся, а те, кто помоложе, и вовсе в слезах. На меня смотрят сочувствующе.
Недаром же на двери красуется табличка с именем — Злобинда Ши-Ворот. Такому имени нужно соответствовать!
Наконец приглашают меня, я вхожу и понимаю: соответствует. Женщина-вамп, ни дать ни взять. Сидит, ногу за ногу закинула, курит сигарету в длинном мундштуке.
— Что там у вас? — рявкает.
— Программа для факультатива по соблазнению.
— Это вам Ирмиш сказал?
— Ирмиш? А, господин Ирмиш, кадровик.
— Да, он. Гоблинская он рожа, а не кадровик, — отрезает она, впрочем, беззлобно. — Зря вы старались. У вас всего лишь факультатив, можете вести занятия по своему усмотрению. Я даже программу смотреть не стану. К вам и записалось-то всего пять человек. Как узнали, что преподаватель фея — все кривиться начали.
Да уж, совсем невежливо, зато честно.
— Корпус, где будете заниматься, внутри двора. Вид из окна — прям на Злобнолес. Не благодарите.
И машет наманикюренной рукой: свободна, не задерживай.
…К корпусу лечу, не оглядываясь. Тут-то и смотреть особенно не на что — замковый каменный мешок: стены-стены да мощёный булыжником двор. Как всегда всё в самых милых серо-чёрных тонах.
Полная энтузиазма распахиваю дверь в классную комнату и гасну.
Да уж!
Современное искусство изрядно подкорректировало образ тёмной колдуньи. И теперь в сознании людей она может быть какой угодно — злобной, бледной, одетой в тёмное, но всегда — красивой. Я, признаться, с тёмными колдуньям не очень водила отношения и, честно, была о них лучшего мнения.