— Вовсе не любопытно. Я уже сказала, что намереваюсь делать, а потом сказала, что следует сделать тебе. Больше говорить не о чем.
— Сомневаюсь. — Гея пристально на нее посмотрела. — Дело в том, что это совершенно невозможно. Ты должна это знать. А значит, ты должна представить для меня какую-то угрозу, хотя я понятия не имею, что это может быть.
Сирокко лишь мельком на нее взглянула.
— Не могла же ты вообразить, что я смиренно удовлетворю твои… ну ладно, соглашусь с твоими требованиями, если тебя так больше устраивает. Требование или просьба — какая разница, если ответ все равно отрицательный? Теперь ты должна сказать мне, что собираешься делать.
— Так ты говоришь «нет»?
— Разумеется.
— Тогда мне придется тебя убить.
Во всей необъятной ступице повисла мертвая тишина. Несколько сотен людей вяло сгруппировались позади кресла Геи, ловя каждое ее слово. Все они были трусы — или их бы там не оказалось. Теперь большинство явно прикидывало, как Гея предпочтет избавиться от этой женщины. Но некоторые, глядя на Сирокко, начинали подумывать, в такое ли уж надежное место они вложили свою преданность.
— Нет, ты точно с ума спятила. Ни урана, ни плутония у тебя нет — и раздобыть их тебе негде. А даже если и есть где, сомневаюсь, что ты сумела бы сварганить оружие. Но даже если с помощью не знаю какой магии ты соорудила бы атомную бомбу, то все равно никогда бы ею не воспользовалась. Ведь тогда погибли бы и так обожаемые тобой титаниды. — Гея снова вздохнула и беззаботно махнула рукой. — Я никогда не претендовала на бессмертие. И знаю, сколько примерно лет мне осталось. Я вовсе не неразрушима. Атомные бомбы — в достаточном количестве и математически точно размещенные — могли бы разрушить мое тело или, по крайней мере, сделать меня необитаемой. А не считая этого, я просто не знаю, что могло бы нанести мне серьезный вред. Так как же ты собираешься меня убить?
— Голыми руками, если потребуется.
— Или умереть при такой попытке.
— Все может статься.
— Это точно. — Гея закрыла глаза, губы беззвучно зашевелились. Наконец она снова взглянула на Сирокко.
— Мне следовало этого ожидать. Теперь тебе не так больно будет расстаться с жизнью, чем жить дальше с тем, что случилось. Признаюсь, тут и моя вина. Но мне не хочется, чтобы ты пропала зазря. Ты стоишь всей этой компании, и даже больше.
— Я не стою ничего, пока не сделаю то, что должна.
— Сирокко, прости меня за то, что я совершила. Дай мне шанс. Я думала, что смогу скрыть свои дела, но ошиблась. Но ты же не станешь отрицать, что она замышляла меня свергнуть, а ты ей помогала…
— Я сожалею только об одном. Что так долго медлила.
— Конечно. Это можно понять. Я сознаю всю глубину твоей горечи и ненависти. Все получилось так нелепо и ненужно. Ведь я это сделала больше из-за гордыни, чем от страха; ты же не думаешь, что меня всерьез тревожили ее жалкие потуги…
— Следи за словами в ее адрес. Больше предупреждать не стану.
— Извини. Но ни она, ни ты не смогли причинить мне даже малейших неудобств. Я уничтожила ее просто за ту дерзость, с какой она думала, что все это можно провернуть. Но этим поступком я лишила себя твоей преданности. Теперь оказалось, что цена слишком высокая. Я хочу вернуть тебя и боюсь, что не смогу. И все-таки мне хочется, чтобы ты осталась хотя бы ради придания этому месту большего достоинства.
— Этому месту и впрямь не хватает достоинства. Но у меня тоже нет лишнего, чтобы делиться.
— Ты себя недооцениваешь. То, чего ты требуешь, невозможно. Ты не первая Фея, назначенная мною за три миллиона лет. Есть один-единственный способ оставить эту должность — вперед ногами. Никто ее не пережил, и никто никогда не переживет. Но я могу кое-что сделать. Я могу ее вернуть.
Прижав ладони к вискам, Сирокко очень долго молчала. Потом сцепила руки под своим бесформенным одеялом и стала медленно покачиваться взад и вперед.
— Только этого я и боялась, — ни к кому не обращаясь, сказала она.
— Я могу воссоздать ее точно такой же, какой она была, — продолжила Гея. — Тебе известно, что у меня есть образцы ткани вас обеих. Когда вы проходили предварительное обследование и когда отчитывались для процедуры «обессмерчивания», я записала все ваши воспоминания. Теперь это может оказаться очень кстати. Я могу вырастить ее тело и наполнить его ее жизнью. Клянусь, она будет собой; невозможно будет заметить разницу. То же самое я сделаю и с тобой, если, несмотря ни на что, мне все-таки придется тебя убить. Я могу вернуть ее тебе, и лишь с одной маленькой переменой. Я удалю ее побуждение уничтожить меня. Только это — и ничего больше.
Она ждала, но Сирокко молчала.
— Ну ладно, — сказала Гея, нетерпеливо махнув рукой. — Я даже этого не стану менять. Она во всех отношениях будет собой. Сверх этого я вряд ли могу что-нибудь сделать.
Сирокко смотрела в одну точку чуть выше головы Геи. Теперь она опустила глаза и уставилась на ее кресло.
— Только этого я и боялась, — повторила Фея. — Я даже не хотела сюда являться, чтобы мне не пришлось выслушать это предложение и искуситься. Слишком уж это заманчиво. Как славно было бы со многим смириться и найти оправдание тому, чтобы жить дальше. Но затем я прикинула, что бы по этому поводу подумала Габи, и решила, что все это просто грязная, подлая дьявольщина. Ей жутко было бы подумать, что она выживет в виде куколки Габи, слепленной тобой из твоей же гниющей плоти. Она бы обязательно захотела, чтобы я сразу прикончила это отродье. Подумав еще немного, я решила, что всякий раз, как его увижу, я вытягивала бы из себя по жиле, пока бы их совсем не осталось.