— Боюсь, я не понимаю, в чем твоя ущербность.
— Я не могу иметь детей. Они получили бы мой недуг — по крайней мере так говорят доктора.
— Извини.
Робин нахмурилась.
— Не понимаю привычки извиняться за то, чего ты не делал. Ты ведь не работал в банке спермы «Семенико», что в Атланте, Гей-эй. Ведь нет?
— Да не Гей-эй, а просто штат Джорджия, — улыбнулся Крис. — Это какая-то искаженная аббревиатура. Нет, я там не работал.
— Однажды я встречусь с мужчиной, который там работал. Его смерть будет весьма необычной.
— Да я на самом деле не извинялся, — сказал Крис. — В другом смысле. Мы часто говорим «извини», просто чтобы выразить сочувствие.
— А мы в сочувствии не нуждаемся.
— Тогда я беру назад свое предложение. — Улыбка его была заразительна. Вскоре Робин тоже пришлось улыбнуться. — Видит Бог, я и сам немало от этого страдал. Обычно просто пропускаешь мимо ушей — если на душе не слишком погано.
Робин подивилась, как это он так беспечно об этом говорит. Алчные люди сильно различались. Некоторые вряд ли помнили, что такое честь. Другие могли сильно обижаться. По прибытии Робин перенесла унижения, которых она никогда не потерпела бы от своих близких. Просто она убедила себя, что эта публика лучшего не знает. Поначалу она думала, что ни у кого из них ни чести, ни самоуважения, однако у Криса, как ей показалось, было и то, и другое — хотя, быть может, меньше, чем следовало. Но если он желает принимать сочувствие без протеста, ему не следует понимать это как вечное насилие над его чувством собственного достоинства.
— Меня обвиняли в том, что я бываю гадкой, — призналась Робин. — В смысле, мои сестры обвиняли. Бывает, что можешь принять сочувствие, не теряя чести, — но только когда это не подразумевает покровительства.
— Тогда вот тебе мое сочувствие, — сказал Крис. — Без всякого покровительства. Просто как сочувствие одного страдальца к другому.
— Принято.
— А что означает слово «алчный»?
— Оно происходит от нашего названия для вашей… нет, об этом лучше не надо.
— Ладно. Так почему тебе охота прикончить того человека в Джорджии?
Незаметно для самой себя Робин пустилась в объяснения о том, что с ней проделали, а это привело к объяснениям по поводу алчной структуры власти и ее действия. Потом на нее вдруг снизошло откровение, что она разговаривает с предполагаемым членом этой самой структуры. Странным образом Робин оказалась в замешательстве. Она тут наговорила черт-те-чего, смешала Криса с грязью, а ведь он лично ничего плохого ей не сделал. Как тут разобраться? Робин уже ни в чем не была уверена.
— Ну теперь я, по крайней мере, вроде бы понимаю значение слова «алчный», — сказал Крис.
— Я вовсе не собиралась ни в чем тебя обвинять, — отозвалась Робин. — Уверена, ты по-другому все это понимаешь. Так тебя воспитали, ну и…
— Не будь так уверена, — возразил Крис. — Я, знаешь ли, не принадлежу ни к какому вселенскому заговору. А если даже таковой существует, меня на собрания никто не приглашал. И еще я думаю, что ты… что твой Ковен в своих выводах исходит из устаревшей картины мира. Если я правильно тебя понял, отчасти ты и сама с этим соглашаешься.
Робин, сама того не желая, пожала плечами. Да, отчасти он был прав.
— Когда твоя группа отрезала себя от остального человечества, все и впрямь могло быть так скверно. Меня тогда, правду сказать, еще не было. Если б был, то наверняка принадлежал бы к классу угнетателей и не сомневался, что все идет как надо. Мне говорили, что с тех пор очень многое изменилось к лучшему. Не скажу, что все стало идеально. Реальный мир никогда не бывает идеален. Но большинство женщин, с которыми я знаком, вполне счастливы. И вовсе не думают, что им еще предстоит много всяких сражений.
— Тут тебе лучше остановиться, — предупредила Робин. — Большинство женщин всегда, во все времена были счастливы тем, как все шло, — или, по крайней мере, так они заявляли. Все это восходит ко временам еще более ранним, чем те, когда алчное общество позволило женщинам голосовать. Только из того, что мы в Ковене верим в некоторые вещи, которые, как я теперь убедилась, преувеличены или неверны, не делай вывода, что мы там все — круглые идиотки. Мы прекрасно знаем, что большинство всегда желает, чтобы все оставалось как есть. Пока это большинство не поведут к чему-то лучшему. Раб не может быть счастлив своей участью — и тем не менее он, как правило, ничего не делает, чтобы ее изменить. Большинство просто не верит, что что-то можно изменить.
Крис одновременно пожал плечами и развел руками.
— Да, тут ты меня к стенке приперла. И главное — я не могу заметить угнетения просто потому, что от меня же оно и исходит! Так, что ли? Интересно, каким же страшилищем я тебе кажусь — вроде пришельца с другой планеты?
— Если честно, все гораздо лучше, чем я предполагала. По крайней мере — с виду. Мне уже пришлось отбросить целую кучу предубеждений.
— Это делает тебе честь! — заметил Крис. — Большинство людей скорее пошли бы на виселицу, чем расстались с предубеждениями. Когда Габи сказала мне, откуда ты явилась, я меньше всего ожидал от тебя непредвзятости. Но что… что на этот счет думают алчные женщины?