Наконец, со дна вместительной сумочки Фея достала Волшебную палочку:
— О! Вот она!
Фея не захотела ребятишек чудом смущать, поэтому они вместо Лазуритовой Волшебной палочки увидели всего-навсего пилочку для ногтей.
— Ну и ну! — скептически ухмыльнулся Никита. — И вы думаете этим инструментом открыть нашу дверь?!
— А ты думаешь, не получится? — лукаво улыбнулась Фея.
— Конечно, нет!
— А посмотрим-ка!.. — и она поднесла Волшебную палочку к замочной скважине.
Дети увидели как повернулась в скважине “пилочка для ногтей”...
Замок щелкнул — дверь открылась!
Голубая старушка захохотала. Наденька захлопала в ладоши. Никита очень огорчился:
— Этак и каждый вор может нашу дверь открыть?!
— Не волнуйся, дружок, я просто пошутила, — сказала старушка. — Я заметила, что твоя дверь не плотно захлопнута и пошутила с вами!..
Мы сидели на террасе Воздушного замка и благостно молчали, перед нами раскинулся прелестный вид на Москву...
— А Надежда еще одно испытание выдержала! — задумчиво сказала Фея.
— Да? Какое же?
— Она не злопамятна. Умеет прощать. Мальчишку, который ее лупил, пожалела, мороженым угостила...
— Да это же мелочь!
— О! Ты ошибаешься! Человек в мелочах не обдумывает свои действия, не желает показаться лучше, а действует, как сердце ему велит... Вот сразу и видно, какая у него душа!
Фея подошла к окну и, опершись на подоконник, долго смотрела на город, купающийся в солнечных лучах.
— Восхитительно, правда?
— Тишина какая благословенная! — сказала я, тоже подойдя к окну и любуясь огромным городом, лежащим перед нами, как на ладони.
— По-моему, даже слишком тихо! — засмеялась Фея.
И из кармана своего простенького ситцевого платья она решительно выхватила Лазуритовую палочку...
— Что ты собираешься сделать? — спросила я с радостным испугом.
— В такой золотой день должна звучать музыка! Много музыки! — и она решительно взмахнула Палочкой.
Над городом разнесся веселый звук трубы...
И словно это послужило условным знаком к началу праздника — повсюду, на всех площадях, во всех уголках огромного города вдруг зазвучала музыка.
— Боже мой! Как это у тебя получается? — восхитилась я.
...Десятки духовых оркестров, выдувая на блестящих под солнцем медных трубах, бодрые марши и знаменитые вальсы вроде “Амурских волн”, стекались по разным улицам к месту общего сбора — к площади Белорусского вокзала.
Прохожие останавливались.
Те, кто любил музыку, смеялись и хлопали в ладоши, а дети дружно бежали вслед за оркестрантами...
Те же, кто музыки не любил, сердито морщили лбы, хмурили брови и скрывались в универмагах, магазинчиках и подъездах, где были не слышны громкие марши и вальсы.
А некоторые ухитрялись даже затыкать уши, чтоб уже совсем ничего не мешало думать им свои черные и злые мысли и осуждать тех, чье сердце веселилось от хорошей мелодии... К счастью, таких было совсем немного.
А еще в самых разных местах неизвестно как появились открытые эстрады, и на них играли современные ансамбли и пели разные певцы и певицы.
На Театральной площади большим успехом пользовалась группа “Любе”. Огромная толпа молодежи дружно подпевала Николаю Расторгуеву, хлопая над головой в ладоши и пританцовывая...
А на Арбате вдруг откуда ни возьмись появились шотландцы — в цветастых шерстяных носках, в ярких клетчатых юбках-килтах. Они дудели в волынки, пиликали на скрипках, били в большие барабаны — азартно наигрывали что-то свое, шотландское... И музыканты, и музыка были экзотическими, но очень интересными.
Люди обступили их, объяснялись жестами и возгласами, которые всем иностранцам понятны, просили играть еще и еще...
Подошел к тесному кругу кто-то, кто знал английский, протолкнулся к шотландцам и стал декламировать их знаменитого поэта Роберта Бернса:
— О! О! — взвеселились шотландцы. Так приятно на чужбине встретить того, кто твоего любимого поэта наизусть знает.
Шумел Арбат, дудели в свои волынки шотландцы, громогласный солист пел песню на слова любимого поэта.