— Смотри-ка! — взволновалась я.
— Вижу! — откликнулась Фея. — Это все моя сестрица! Я ведь говорила тебе, что добро и общая радость всегда кого-то раздражают!
Она торопливо вынула из сумочки Лазуритовую палочку и, угрожая, крикнула черным тучам:
-Нет, шалишь! — и, высоко подняв Волшебную палочку, вся напряглась.
Видно, трудно Фее приходилось. Ой, как трудно! Она вытянулась, истончилась, от какого-то внутреннего усилия стала почти прозрачной.
Я сквозь нее четко увидела витрину магазина с куклами, игрушечной железной дорогой с бегущим паровозиком и вагончиками...
Потом на какой-то миг там, где она только что стояла, осталось дрожащее розоватое марево, слабый кружащийся туманчик — и все! — Фея исчезла!
Некоторое время ее присутствие здесь обозначала только Лазуритовая палочка, висящая в воздухе, направленная острием к надвигающимся тучам. Потом и ее не стало.
Миг, другой — и грозные тяжелые тучи бесследно начали растворятся, вот уже их будто и не бывало... В голубом небе опять засияло солнце!..
Сначала я услышала тихий смех рядом, а потом увидела, как возле меня снова материализовалась из вертящегося туманчика уже не юная девушка в цветастом сарафанчике, а веселая, хоть и утомленная розовая старушка.
Она устало опустила руку, в которой была крепко зажата Волшебная палочка, и, довольная своим подвигом, спросила:
— Ну, как?
— Замечательно! — восторженно отозвалась я.
А все, кто был рядом, так этой битвы и не заметили! Какое счастье! А то они могли бы очень перепугаться: чудеса ведь не только радуют людей, но и пугают, поэтому они так упрямо стараются не замечать чудес, которые сплошь и рядом происходят вокруг.
Только оператор оторвался от окуляра кинокамеры:
— Смотри-ка — небо очистилось! — сказал режиссеру.
— Это Лужков авиацию задействовал! — отозвалась Наденькина мама.
И снова приник к окуляру оператор. А Наденькина мама опять нетерпеливо теребила его, увидев что-нибудь очень интересное: она очень волновалась, успеет ли оператор это запечатлеть на пленке.
Например, как, раздувая щеки, старательно дует в свою тубу румяный толстяк-музыкант. Шикарный кадр получится!
Или как лихо, как прекрасно шагают под бодрый марш трубачи-гусары в высоких киверах и небрежно накинутых на одно плечо ментиках. Непременно, непременно надо их снять!..
— О! Здравствуйте! Здравствуйте! — закричал кто-то Фее.
Это были Наденька и Никита. Они тоже прибежали на угол Васильевской и Тверской, заслышав звуки духовой музыки.
— Здравствуйте, милые мои! — обласкала их взглядом голубая старушка.
— Вам не трудно так долго стоять? У вас усталый вид, — забеспокоилась Наденька. — Опирайтесь на меня — я сильная! А хотите, я вам табуретку из дома притащу?
— Спасибо, девочка! — улыбнулась Фея. — Меня музыка бодрит! О! Смотрите, какая прелесть!
...От площади шел новый оркестр. Тут не было военной формы, ни современной, ни старинной, тут не поблескивали под солнцем золотые и серебряные погоны, в этом оркестре каждый музыкант был веселый клоун.
Разноцветные клоки волос из пакли залихватски торчали из-под колпаков, мятых дырявых шляп, огромных кепок-“аэродромов”...
А какие смешные костюмы! Кургузые пиджаки, один рукав короче, другой длиннее, белые домино в черный горох, шаровары, в которых одна штанина синяя, а другая желтая... А размалеванные разными красками физиономии! А круглые нашлепки на носах!..
Но весь этот маскарад никак не мешал веселым оркестрантам страстно дудеть в большие и маленькие трубы, флейты, кларнеты и саксофоны, и громко бить в барабаны, и звенеть литаврами, сияющими, как солнца...
Мало того — они, лихо играя марш из кинофильма “Веселые ребята”, еще и кувыркались, и перепрыгивали друг через друга, и строили пирамиды, и делали стойки на руках. Конечно, до этого они долго трудились, чтоб все получалось так легко и ладно!
Многие дети, обманутые такой завидной легкостью, высоко подпрыгивали, пытались сделать стойку, но тут же шлепались на асфальт. Но ребятишки не плакали, если и ушибались. Нет, они, наоборот, упрямо проделывали то же самое снова и снова!..
Только у Никиты сразу все получилось отлично, а все потому, что он очень старался: хотел поразить Наденьку.
Он стоял на руках, дрыгал ногами в воздухе, глядя на девочку снизу вверх, и ухитрился даже пройтись немножко на руках вслед за оркестром...
— Я обязательно буду клоуном! Как Юрий Никулин! Или как Карандаш! — сообщил он в восторге, став на ноги.
Музыкант-клоун одобрительно подмигнул ему и показал знак одобрения — “на большой!”