Я не заметила, как меня настигла болезнь. Господь наделил меня крепким здоровьем, и я почти никогда не простужалась. Но теперь в груди у меня давило и жгло, дышала я с хрипами, меня мучил болезненный кашель. Жар был так силён, что временами я впадала в забытьё.
Однажды, придя в себя, я увидела рядом Эдгара. Он склонялся надо мной, лицо его было осунувшимся, под глазами круги. Щёки были покрыты щетиной — а ведь ранее он всегда тщательно брился.
Я протянула руку и коснулась его колючей щеки:
— Это ты?
— Я с тобой. Теперь всё будет хорошо.
Сколько заботы в его глазах, сколько нежности в голосе! И я вдруг расплакалась, а Эдгар обнял меня, и в его объятиях я почувствовала себя легче. Я так любила его в этот миг! Но с любовью пришла и гордость, и обида.
— Ты предал меня. Ты с этой Гитой Вейк. Её дочь... Я всё знаю.
Он баюкал меня, как ребёнка.
— Эдгар...
— Успокойся. Думай только о нас. Ты моя жена, и я не оставлю тебя.
Я притихла, согрелась в его руках. Уснула.
Странно, но именно после этого я стала поправляться.
За мной был прекрасный уход, я лежала в богатых покоях загородной резиденции Ансельма, в тепле и роскоши. Часто, просыпаясь, я видела рядом Эдгара. Он даже ночевал в кресле подле меня. Ухаживал за мной, кормил с ложечки, рассказывал, в каком он был волнении, когда я исчезла. Охранники, потерявшие меня в тот день, с ног сбились, обшаривая округу. Пытались найти меня по следам. А когда пошёл снег, они потеряли след и обезумели от страха. А тут ещё Набег вернулся на конюшню без всадницы. Эдгар поначалу думал, что я всё же отправилась в Норидж, но, когда узнал, что в столице графства я не появлялась, поднял на поиски всю округу. Преступно повёл себя аббат Ансельм, не прислав сразу в Гронвуд Кастл весточку о местонахождении графини Норфолкской.
Я слушала Эдгара и чувствовала, как вместе с силами ко мне возвращается и злорадное торжество. Что ж, он заслужил это, учитывая его прежнее пренебрежение ко мне. А он и Гита... И его эта незаконнорождённая Милдрэд... Он уходил от разговора об этом.
Как-то я спросила, где мои кузены, Блуа. Оказалось, тоже в Бери-Сент-Эдмундсе. Они не уедут, пока не убедятся, что я выздоравливаю. Я хотела, чтобы они поскорей убрались. Одно это уже стоило того, чтобы пойти на поправку.
Стефан и Генри, отдавая дань родственным узам, явились ко мне проститься перед отъездом. Я приняла их, полусидя в кровати, опираясь спиной на взбитые в изголовье подушки. Стефан был приветлив, мы даже обменялись шутками. Генри держался несколько в стороне, только перед уходом, когда Стефан вышел, он приблизился, взял мою руку своими, мерцающими от каменьев, руками.
— Я буду молиться о тебе, Бэртрада. О тебе и Эдгаре. Но послушай доброго совета: не забывай, что в Норфолке именно Эдгар фактический хозяин, ты же лишь номинальная владычица. Так устроен мир, и тебе лучше принять это. Эдгар же полюбит тебя, если ты дашь ему такую возможность.
Я резко выдернула свою руку. Увещевания Генри были невыносимы. Чёртов лицемер! Твердит мне о моей покорности и любви к Эдгару, а небось не осмелится и под пыткой признаться моему мужу-крестоносцу, что именно он испортил меня. И я не удержалась, чтобы напомнить ему об этом. А заодно и отметила, чтобы они со Стефаном не больно рассчитывали на моего мужа в своих интригах. Ведь одно моё слово — и любому из их соглашений придёт конец. Но если граф Норфолк им нужен, то прежде всего пусть заручатся моей поддержкой.
Нет, я не потеряла былую хватку — об этом свидетельствовало лицо епископа Винчестерского, когда он покидал мой покой. Ну что же, пусть не забывает, с кем имеет дело.
Вскоре я уже начала вставать, выходить на прогулки, даже принимать посетителей. Но возвращаться в Гронвуд Кастл не спешила. Мне нравилось в Бери-Сент-Эдмундсе, а так как из-за нынешнего весеннего таяния снегов по всему графству случились наводнения и Эдгар часто бывал в отъезде, никто не настаивал, чтобы я покинула сей гостеприимный кров. В Бери-Сент, даже несмотря на весеннюю распутицу, не переставали прибывать паломники, здесь всегда было много приезжих, всегда можно было узнать свежие новости, устроить небольшой приём, званый ужин. Аббат Ансельм всегда шёл навстречу моим желаниям.
Но однажды Эдгар, навестив меня в промежутке между поездками, напомнил, что пора бы подумать о возвращении домой. Очевидно, лицо моё при этом так переменилось, что Эдгар проговорил с насмешливой грустью: