Тем временем Мадам, кажется, успела добраться до огромной кровати с балдахином и даже включить освещение. На себя курва не поскупилась: в комнате загорелось сразу несколько Аргандовых ламп. Судя по светотени — большая их часть располагалась в глубине комнаты вокруг постели, что безусловно вселяло оптимизм. Часть комнаты около окна оставалась в полумраке и не так бросалась в глаза. Всё-таки отстоять без движения за портьерой даже пару минут — задачка не из лёгких. А ему, кажется, придётся тут задержаться. Интересно, чем они занимаются?
Рас впечатался спиной в стекло, рискуя выдавить его ко всем чертям и рухнуть самому с третьего этажа на булыжники. Проскользил к противоположному концу подоконника и аккуратно отвёл в сторону тяжёлую портьеру. Осторожно заглянул в образовавшуюся малюсенькую щель. И тут же пожалел.
Мычащая полуголая упитанная девица лежала на спине на огромной постели, копна чёрных длинных волос растеклась по покрывалу. Полноватые ноги в ажурных коричневых чулках были согнуты в коленях и широко расставлены в стороны, на запястьях — кожаные браслеты с внушительными цепочками, приделанными к изголовью кровати. А на её голове восседала тощая Мадам в красном атласном корсете с чёрными вставками и с утробным урчанием скользила промежностью по лицу девицы. Собранные в замысловатую причёску рыжие кудри растрепались, маленькие груди с торчащими сосками покачивались в такт резким движениям.
Рас отпрянул назад, отпустив портьеру. Ещё сильнее вжался в стекло, чувствуя, как возбуждается. Мадам вовсе не выглядела старой уродиной. Слишком худая, конечно, но всё ещё вполне аппетитная штучка. А то, что она проделывала в полутора ярдах от него, сводило с ума. Можно было, конечно, не смотреть, даже зажмуриться, но тяжёлая портьера не спасала от звуков, и разыгравшееся воображение вовсю дорисовывало недостающие детали, похотливо будоража и без того уже вздыбленную в штанах плоть.
Он отчаянно пытался не думать о том, что происходило сейчас на кровати, старательно воспроизводил перед глазами план здания, мысленно считал купюры, которые получит за ключ, даже перебирал в уме имена королевской династии, но Мадам не оставляла ни малейшего шанса отвлечься. Она то и дело раздавала указания, смешивая их с возгласами одобрения и громкими протяжными стонами.
А когда всё закончилось, Рас и сам был готов взорваться.
Он выждал пару минут, прислушиваясь и переводя дыхание. Игнорировать требующее выхода возбуждение по-прежнему получалось с трудом, но в мозгах хотя бы начинало проясняться.
Мадам тоже пришла в себя.
— Ты сегодня была очень послушной девочкой, Рози. Очень-очень послушной и старательной. Ты сделала мне очень хорошо, поэтому заслужила подарок, — ласково промурлыкала она. — Смотри, что я тебе приготовила. Да-да, вот здесь. Ну же, смелей!
Послышался крик и, кажется, кричала именно Рози.
Рас снова отвёл тростью портьеру и осторожно заглянул в щель.
— Меня что-то укусило… — лепетала девица, размахивая правой кистью и пытаясь высвободить левую, которая всё ещё была привязана к изголовью кровати. — Мне больно…
Мадам стояла рядом и с любопытством смотрела на неё:
— О чём ты?
— Там… там же что-то было, да?
— Разве? — Мадам Муро перехватила Рози за запястье, грубо заломила её руку за голову и ловко пристегнула к цепочке. — Не дёргайся! Мы не закончили.
— Но там… там же что-то было…
— Тише-тише. Я обо всём позабочусь, не бойся. Будь и дальше хорошей девочкой. Сейчас всё пройдет. Смотри… — Мадам выпрямилась и отступила назад, наблюдая, как тело Рози изогнулось дугой, забилось в конвульсиях, словно угодивший в паутину мотылёк, и вдруг обмякло. — Видишь, как быстро? Я же говорила. Ты заслужила покой.
========== Клиент ==========
Комментарий к Клиент
Гоглы — (от англ. goggle) защитные очки, характерный аксессуар стимпанка.
К счастью, улица была пустынна.
Когда балансируешь без всякой страховки на высоте десяти футов, уцепившись за скользкий от дождя карниз и вложив носок ботинка в выступ на щербатой стене, об этом обычно не задумываешься, но Скааль должна была предусмотреть всё. Она куда больше любила импровизации, но импровизации всегда шли рука об руку с чудовищным риском. Рисковать было нельзя. По крайней мере, не сейчас.
Она дотянулась до фонаря, вделанного в выцветший кирпич, вытащила клапан и перекрыла газ, с трудом прокрутив проржавевший вентиль. Часть дома утонула в дымной пелене сгущающегося сумрака.
Где-то тоскливо, пронзительно взвизгнул клаксон паромобиля — но Скааль, привыкшая к грому циркового оркестра и пушечным выстрелам, даже не шелохнулась. Отпустив фонарь, она кошкой полезла вверх — до узкой прорехи окна оставалось несколько дюймов и один решительный рывок. Скааль подтянулась, взобралась на карниз, толкнула створку, которая — она уже знала — не запиралась на защёлку, и, навалившись животом на деревянную раму, стала втискиваться внутрь. Это была самая сложная часть плана: девочка-змея из Скааль получалась никудышная, несмотря на природную гибкость и пластику. Затрещала ткань трико. Скааль беззвучно выругалась и, ухватившись руками за портьеру, скользнула вниз, к чёрно-белой напольной плитке.
Наконец-то.
Она перевела дух и улыбнулась.
Угловая комната Мадам Муро — единственная из необследованных — была полностью в её, Скааль, распоряжении на ближайшие полчаса. Неподалёку — скорее всего за стенкой — фыркали пумы, которых выводили на подмостки в причудливых кованых намордниках. Скааль прислонилась ухом к гобелену, прислушалась. Ей было жаль животных, выкупленных у владельца зоопарка: пумы выглядели хорошо, их золотистые шкуры лоснились, но она прекрасно знала, что может скрываться за внешним благополучием подневольных зверей.
Она сбежала в передвижной цирк — к подкупольным обручам и цветным полотнам — на самой заре своей молодости, когда до смерти устала от пыльной духоты конторы, монотонного стрёкота пишущей машинки и чопорных кружевных платьев. Тогда же выкрасила часть светлых волос лиловыми чернилами и взяла себе это забавное прозвище-имя.
Воздушная гимнастика была глотком свежего воздуха, страстью, а в перерывах между выступлениями кипели другие страсти — дорожные, репетиционные, любовные. Она закрутила роман с молодым дрессировщиком и в целом была довольна жизнью, пока не увидела, как он охаживает кнутом обезьянку. Скааль рванулась вперёд и тоже получила удар, в первую очередь по розовым стёклам гогглов, доставшихся ей от деда-конструктора — рассечённое плечо зажило быстро.
Той же ночью дрессировщик был найден в клетке с простреленной головой, а выпущенные на волю звери пустились в бега — как и сама Скааль. Старенький отцовский револьверчик она выбросила в канал, едко воняющий химикатами, и плакала о потере ещё несколько дней.
Её поймали, но совсем не те, кто ожидалось: странный человек во фраке, опираясь на глянцевый капот новёхонького кабриолета (непривычная роскошь!), сказал, что в достаточной степени оценил её таланты и хочет предложить работу.
Оружие у Скааль появилось снова — она метко стреляла по живым мишеням с самых высоких крыш, а потом скрывалась в темноте, минуя пожарные лестницы и проявляя чудеса эквилибристики.