Морис мечтательно прищурился. Он обожал именно таких женщин, как эта Елисавет… однако у дочери русского царя не было ничего, а у его племянницы была Митава, поэтому он послал в сторону Петербурга лишь мечтательный вздох, ну а в сторону Митавы – весомый кивок, означающий согласие познакомиться с герцогиней Курляндской – близко, близко, еще ближе…
Анна Иоанновна была об этом предуведомлена и немедленно распростерла свои объятия саксонскому обольстителю.
Конечно, для поездки в Курляндию нужны были деньги. И очень даже немалые. Матушка Мориса, Аврора Кенигсмарк, попыталась продать для любимого сына три драгоценные жемчужины, весившие каждая до двухсот гран и стоившие двенадцать тысяч золотых, однако у польского короля не нашлось таких денег: к этому своему отпрыску и его maman он уже порядком охладел. Помогла сестра Мориса, жена королевского великого маршала Белинского, обожавшая брата: она продала свое столовое серебро и сервизы. Да еще супруга литовского главнокомандующего Поцея преисполнилась горячего сочувствия к матримониальным планам Мориса де Сакса и позаимствовала из кассы своего покорного мужа изрядную сумму. И все же не хватало еще много: сорок тысяч ливров. И тут некая особа, француженка, продала ради Мориса свои драгоценности… разумеется, она сделала это не ради каких-то пошлых процентов, а лишь по любви. Имя дамы Морис навсегда вырезал на скрижалях своего сердца! И, разнеся по всем салонам весть о великодушии данной особы, он отбыл в Митаву. И прибыл-таки туда, несмотря на все препоны, которые пытались чинить ему литовские дворяне, возмущенные королем Августом, который намерен отдать своему побочному отпрыску столь немалое герцогство. Как будто кто-то спрашивал согласия Августа. В Петербурге при дворе тоже назрело возмущение. Больше всех негодовал Алексашка Меншиков, остававшийся в ту пору еще всесильным временщиком. Он сам мечтал о герцогстве Курляндском! Сам хотел сделаться герцогом! Разумеется, не ценой брака с Анной (Меншиков уже был женат, да и Анна за него не пошла бы), а с помощью давления на местное дворянство и купечество. Алексашка из кожи вон лез, чтобы добиться своего! Двенадцать тысяч русского войска вошло в Курляндию, дипломаты наперебой твердили, что какой-то незаконнорожденный граф (то есть обворожительный Морис) не может жениться на дочери русского царя… При этом тайны рождения самой Анны не знали в России только глухие да слепые!
Меншиков встретился с Морисом и принялся задираться:
– Кто вы вообще такой? Кто ваш отец?
– А ваш? – с невинным видом спросил граф де Сакс, вспомнив слухи, которые ходили насчет некоего торговца пирогами…
Меншиков счел себя оскорбленным. Повеяло международным скандалом… Однако решающую роль в разрешении вопроса сыграли не военные действия и не усилия дипломатов – все решила исстрадавшаяся по Морису «толстая Нан»!
«Толстая Нан» – именно так де Сакс начал называть про себя Анну Иоанновну, герцогиню Курляндскую. А еще в глубине своего любящего сердца он называл невесту «вестфальской колбасой». Столь оригинальные эпитеты замечательно свидетельствуют о пылких чувствах, которые он испытывал по отношению к преждевременно раздобревшей и насквозь провинциальной даме. Еще одним свидетельством служит то, что Морис немедля завел тайную интрижку с одной из хорошеньких фрейлин герцогини. Он принимал ее в своих апартаментах, которые щедро отвела ему и обставила наилучшим образом Анна Иоанновна, которая проводила с ним дни напролет, а ночами жестоко ворочалась в постели, испуская нетерпеливые вздохи любовного томления, дивясь тому, что человек, по слухам столь смелый с дамами, ведет себя по отношению к ней робко и, не побоимся даже сказать, целомудренно.
А между тем Морису вполне хватало его новой любовницы. Каждую ночь дама прибегала в его покои, а потом Морис относил ее до комнаты фрейлин: все-таки он был не кем-нибудь, а сыном Августа Сильного!
Какое-то время все оставалось шито-крыто, но… повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить. Однажды грянул обильный снегопад. Торя в снегу тропу, Морис так заворковался со своей прелестницей, что не заметил: по двору, как нарочно, тащилась в это время старуха-служанка. Ей почудилось в метельной сумятице, будто она видит привидение о двух головах. Служанка завопила так, что мертвого могла бы разбудить. От неожиданности Морис поскользнулся – и рухнул вместе со своей громко завизжавшей ношей.
А охрана герцогини в те дни и ночи держала ушки на макушке, ибо что в городе, что в окрестностях пошаливали дерзкие разбойничьи шайки. Спали вполглаза, не гасили факелов. И вот теперь поднялась страшная суматоха: старуха кричала, фрейлина визжала, Морис бранился, набежавшая охрана вопила: «Лови-держи!», двор был залит светом факелов. Анна, которой не давали уснуть мечты о Морисе и о близком супружеском счастье с ним, подскочила к окну – и обнаружила, что обманута… что утонченный граф совершенно, ничуточки не любит жирной вестфальской колбасы, а предпочитает ей другие лакомые кусочки.
Морис высунул из сугроба свою светловолосую голову и увидел в окне второго этажа герцогиню Курляндскую. Лицо «толстой Нан» никогда не отличалось богатством мимики и выразительностью, однако сейчас каменная неподвижность ее черт была гораздо выразительней любой, самой злобной гримасы. И граф Саксонский понял, что герцогом Курляндским ему не стать никогда…
Да, Морису был дан от ворот поворот, в Петербург и Дрезден полетели гневные послания с сообщением, что графу Саксонскому в Митаве делать более нечего. Почти немедленно в город вошли четыре русских полка, командование которых имело самые недвусмысленные приказы насчет графа Саксонского, и Морис глубокой ночью бежал из Курляндии (вовремя предупрежденный очередной влюбленной красоткой) на рыбачьей лодке: рискуя жизнью, переправился через реку Лиелупе и кое-как добрался до Данцига, где смог перевести дух. С горьким вздохом он осознал, что желания русской женщины и впрямь достаточно, чтобы разрушить… ну, если не город, то честолюбивые планы мужчины уж точно.
И пришлось ему все начинать сначала. Он вернулся в Париж в печальную минуту: та дама, которой он был обязан сорока тысячами ливров, умерла. Поговаривали, что она была отравлена, и как-то так поворачивалось общественное мнение, что к ее смерти причастен чуть ли не Морис Саксонский!
Вообще там была темная история, о которой де Сакс постарался поскорей позабыть. И счел за благо исчезнуть на время из Парижа. Тут очень кстати подвернулась Война за австрийское наследство,[2] остро требовались безрассудные храбрецы, и Морис со своим полком отправился воевать. Да так лихо сражался, что в 1744 году получил звание главного маршала Франции и стал самым знаменитым военачальником страны. В его честь звонили колокола по всей Франции!
Вот тогда-то в Шамбор и явился новый хозяин в сопровождении своего знаменитого кавалерийского наемного полка: пятьсот польских уланов, немцев и даже татар, пятьсот самых бравых вояк – все как один черноволосые, они восседали на белоснежных лошадях, были облачены в необыкновенно эффектную форму – зелено-красно-белую. И над всем этим великолепием развевались на копьях штандарты!
В ближайшие два года Шамбор, кажется, был самым популярным местом Франции. Балы, праздники, банкеты как будто не прекращались. Вокруг маршала так и роились хорошенькие женщины. Но он не был дешевым бонвиваном – здесь же собирались и артисты, писатели, философы. Морис де Сакс оказывал столь горячее гостеприимство умным, образованным людям, что те в благодарность захотели избрать его членом Французской академии. Морис хохотал до колик и написал одному из друзей коротенькую записочку, в которой со страшной силой продемонстрировал свою собственную ученость и образованность: «Меня хотят сделать Кадемиком ето мне нада как сабаке пятая нога!»
2
Война за австрийское наследство – военное столкновение европейских держав (1740–1748) из-за попытки раздела владений дома австрийских Габсбургов. Согласно указу императора Карла VI, все наследственные земли Габсбургов были нераздельны, а престол в случае отсутствия у него сыновей должен перейти к его старшей дочери Марии-Терезии. Когда Карл VI умер (октябрь 1740 г.), права наследницы были оспорены государями Баварии, Саксонии и Испании. В начавшейся войне столкнулись две коалиции – франко-прусско-баварско-испанская и австро-англо-голландская. (Прим. автора.)