— Мне кажется, я только теперь поняла, почему ты перевел эти стихи Тухольского.
Павел Петрович не ответил, поднял с земли каштан и незаметно положил в карман.
После приезда из Парижа, они узнали, что коттедж в Дубне отбирают под какой-то частный офис. Тогда он еще не мог быть приватизирован. Вера не стала хлопотать. Она забрала вещи, книги отца, качели и переехала к Паше в дом на Берсеневскую. Тогда Паша и задумал купить дачу. Денег не хватало, и он по сходной цене купил под Перемышлем пятистенку с большим яблоневым садом. Там же, у забора, приспособил и старые качели, у которых любил читать, сидя на пеньке.
Сергей видел Беатриче только раз, на свадьбе. В первые годы после женитьбы Паши друзья встречались в холостяцкой комнате Сергея на Молчановке. Сергей жил тогда в большом доме позади Верховного суда. Подъезд был украшен двумя сторожевыми львами, смотревшими в сторону Собачьей площадки. Нынче, когда нет ни Собачьей площадки с фонтаном, ни желтых особнячков с мезонином и с подъездом под кованым железным козырьком, львы все еще стоят и смотрят черными слепыми глазами туда, где книжными переплетами выстроились каменные дома Нового Арбата. Друзья часто заходили в ресторан «Прага», на самый верх, в «Зимний сад».
Хмелея от пары рюмок коньяка, Сергей рассказывал о захватившей его идее — создании сверхтонких пленок электронных катализаторов. Рассказывая, увлекался, забывая о вкусе еды и вина и о том, что Паша ни черта не смыслит в квантовой механике. Паша с восхищением смотрел на Сергея и изо всех сил старался хоть что-то понять.
Там, сидя за столиком в полупустом зале среди пальм и орхидей, они часто вели смелые разговоры. Паша как-то вспомнил рассказ артиста Весника о Яншине. Весник спросил Яншина, все ли в жизни ему понятно. Яншин подумал и ответил, что не понимает всего три вещи. Первое — это, как цвет по воздуху передают. Второе, как мужчины любят друг друга через задний проход. А третье — зачем в октябре произвели революцию. Весник спросил: «А что всего непонятнее?» Яншин признался: «Про революцию». Сергей сказал:
— Все революции похожи друг на друга. После Французской революции Стендаль писал: Посмотрим еще, кому лучше служить, герцогу Гизу или своему сапожнику. А мы столько лет служили, и даже не сапожнику, а его сыну.
Друзья помолчали.
— Да, революция… — протянул Сергей. — Была ли она неизбежной? И что в истории России случайность, а что закономерность? Можно ли сказать, что России просто не везло?
— А ты вспомни пушкинское письмо Чаадаеву. Пушкин гордился историей России.
— Между прочим, в этом письме есть и кое-что другое. Но я тебе расскажу о том, что прочел недавно. Ты ведь знаешь мою сотрудницу Киру Верховскую?
— Та, что недавно докторскую защитила?
— Та самая. На днях она дала мне почитать редчайшую книгу. Называется «Россия на Голгофе». Издана в Петрограде в 100 экземплярах в самом начале восемнадцатого года, в первые послереволюционные дни. Автор — генерал Александр Иванович Верховский, военный министр в правительстве Керенского. Моя Кира — его внучатая племянница. Бывший камер-паж, герой боев в Восточной Пруссии в четырнадцатом году, Александр Иванович был приглашен Керенским в правительство в начале сентября семнадцатого года. Армия разваливалась на глазах, революция стояла на пороге. Надо было спасать положение. Верховский пришел к единственно правильному решению. Немедленный сепаратный мир. Пока не поздно. И в начале сентября еще было не поздно. Он предложил срочно отправить в Париж на совещание союзников министра Маклакова и генерала Алексеева с заявлением о выходе России из войны, а правительству обратиться к Вильгельму с предложением мира. Керенский колебался. Он дотянул до 18 октября, когда на заседании правительства предложение военного министра было одним голосом отклонено. Ты только подумай, один голос решил судьбу России за неделю до революции…
— И кто это был?
— Не знаю, Верховский в своих записках не пишет. Да какое это имеет значение? Ведь было уже поздно. Александр Иванович приводит в записках речь, с которой он выступил в этот день. Я сделал выписку. Кира доверила мне книгу на один день.
— Вот, послушай, — Сергей достал из портфеля листок и тихо прочел: «Немедленное заключение мира. Если это сделать, то крайнее течение — большевизм — не будет иметь почвы под ногами и само собой затухнет» — и дальше — «Если это сделано не будет, тогда власть неизбежно перейдет в руки большевиков и тех темных людей, которые тянутся за ними» — послушай дальше — «Демократия хочет одного: уверенности, что ее силы не будут использованы ей же во вред, для восстановления старого рабства. Но об этом не может думать ни один человек, действительно любящий Россию и русский народ». — И последняя его фраза: — «Какие несчастья нас ждут!»