— Вам, Сергей Исаакович, направо.
— А в какую дверь?
— Она одна, в самом конце.
Сергей понял, что квартира занимает половину этажа. Позвонил. Дверь открыла Вера Степановна. Поздоровавшись, она сказала Сергею, что Денис Николаевич хочет поговорить с ним до ужина. Пройдя просторный холл, она провела его в кабинет, отделанный, по типу кремлевских, дубовыми панелями.
Из-за огромного письменного стола, на котором, впрочем, ничего не было, кроме трех телефонных аппаратов, портрета, повернутого лицом к хозяину, и папки с бумагами, вышел среднего роста, седой, лысоватый и пожилой человек, причесанный на пробор взаймы, с усами бабочкой. Сергей сразу узнал лицо, глядевшее на него с кумачовых первомайских и октябрьских транспарантов.
— Здравствуйте, Сергей Исаакович, добро пожаловать к нашему шалашу.
«Это что, чувство юмора или его отсутствие?» — подумал Сергей.
Звонарев усадил гостя в кресло, сам сел напротив, закрыв собой простенок между окнами, на котором висел портрет Брежнева. С минуту молчал, доброжелательно разглядывая Сергея, потом сказал:
— Много наслышан от Веры Степановны о ваших выдающихся научных успехах. Так в чем же дело?
Лицо Сергея вытянулось. Он не понял, о каком деле идет речь.
— Мне сказали, что вам будто бы не разрешают поездки за границу, участие в международных конференциях… Ведь вы же не ведете секретных работ?
— Нет, все мои работы открыты, и я их свободно печатаю как в наших, так и зарубежных журналах.
— Вот видите… Так в чем же дело? — повторил вопрос Денис Николаевич.
— Вы хотите спросить, почему не разрешают?
Сергей тянул время, не зная, что ответить.
— Ну да. Ведь вы хорошо знаете, что наша страна выступает за самое широкое международное сотрудничество в мирной науке.
Сергей знал, что принадлежит к робкому десятку. Он жил для науки, не лез на рожон, не «выступал». Считал, что ничем хорошим это не кончится и лучше сделать еще пару стоящих работ. Но было что-то такое в его характере, чему и названия нет. Если его загнать в угол, неожиданно задать неудобный прямой вопрос, он мог забыть о страхе и сомнении. Это была не смелость. Скорее — реакция сжатой и вдруг отпущенной пружины.
— Вы спрашиваете почему? Думаю, потому что я — беспартийный еврей… Впрочем, и одного пятого пункта достаточно.
Лицо Звонарева окаменело и выразило крайнее удивление. Словно он только что услышал об отмене коммунизма. Потом он приподнялся, придвинул кресло к Сергею и заглянул ему в глаза.
— Сергей Исаакович… да что вы! Вы серьезно? Ну сами подумайте. У вас в академии — сплошь евреи. Зельдович, Харитон, Гинзбург… выдающиеся ученые. Ну, был культ личности… были отклонения. Сколько можно толочь воду в ступе?
— Я говорю не об участниках атомного проекта, таких как Курчатов, Сахаров и тех, что вы назвали… а об ученых, работающих по открытой тематике.
— Не вам мне объяснять, что социализм не совместим с антисемитизмом…
В кабинет вовремя вошла Вера Степановна и пригласила к столу. Ужин был самый простой. Отварного судака Сергей запил бокалом холодного цинандали. Прислуживала горничная в белой наколке и белом фартуке. Но не та, что сидела в коридоре. Другая.
После ужина еще раз зашли в кабинет. Фотография на письменном столе была повернута. Сергей увидел фото Веры Степановны.
— Значит так, Сергей Исаакович. Вам позвонит мой сотрудник, и вы подъедете к нам для выполнения небольших формальностей.
Телефонный звонок в квартире Сергея раздался на следующий день.
— Сергей Исаакович? Сериков Арнольд Иванович беспокоит. Могли бы подъехать к нам на Старую площадь сегодня, часа в три? Вам удобно? Вот и отлично. Подъезд пятый, пропуск заказан. Ждем вас.
Сергей оставил машину у Политехнического, прошел пешком до пятого подъезда. В пятом подъезде тоже все было откровенно. Голубые мундиры. Его подняли на нужный этаж, и он прошел по ковровой дорожке мимо широкой двери с надписью большими буквами: Секретарь ЦК КПСС, кандидат в Члены Политбюро Звонарев Денис Николаевич. «Интересно, — подумал Сергей, — почему у них имя и отчество пишется после фамилии». Но думать было некогда, он уже входил в кабинет Серикова. Хозяин кабинета сидел за столом с папками и телефонами, над которым висел все тот же портрет. Встретил незнакомого Сергея как родного.