— И все-таки, Сергей Исаакович, в чем смысл жизни? Вы как ученый…
— Смысл жизни конкретно? Угостить нас с Катей в своем баре.
— Вы все шутите… Да приходите хоть завтра, часам к пяти.
Вода в море была уже холодной. Зато грибов было полно. За утро Сергей собирал полную корзину белых и ведерко черники. Приглашение Грабе пришлось на вторник, девятнадцатое августа. В это утро Сергей, как обычно, пошел за мельницу. Там отправился по знакомой им с Катей сосновой просеке. По обе стороны от просеки — поля черники. Сергей не успевал разгибаться. Майка на спине промокла. Остро пахло смолой от нагретой красной коры сосен. Жужжали мухи. Парило. Сергей собирал ягоды и не слышал голоса Кати. Она вышла из-за поворота просеки, где лежала поваленная сосна, подошла к Сергею. Глаза испуганные, губы чуть шевелятся.
— Говори громче, я не слышу.
— Переворот. В Москве на улицах танки. Говорят, Горбачев арестован.
Оба молча вышли на шоссе и пошли в деревню. Сергей прибежал в переполненный бар. Из Хельсинки по телевизору передавали о событиях в Москве. Говорили по-фински. Сергей умолял Леона и других соседей перевести. Но они молча с ужасом смотрели на экран. Экран, без сомнения, показывал Москву. Манежная площадь, Садовое кольцо, туннель у Нового Арбата. И всюду танки. Потом, ни к селу ни к городу, — отрывки из «Лебединого озера», танец маленьких лебедей. После танца — длинный стол президиума с Янаевым в центре. И опять балет: принц танцует с черным лебедем. И все время о чем-то громко говорит финский диктор. Наконец Сергей увидел Ельцина. Он стоял на танке и по бумаге читал какое-то заявление. Его не слышно, перебивал финский диктор. Сергей обхватил за плечи Леона и что есть мочи закричал:
— Я все тебе скажу про смысл жизни! Умоляю — переведи! Что он говорит?
— Он говорит, что коммунистический путч не пройдет и Россия будет свободной.
— А где Горбачев?
— Этого он не сказал…
Сергей бросился на почту звонить в Москву. Там была толпа. Он махнул рукой и ушел на дачу.
Ночью они не спали. «Свобода» передавала о событиях в Москве. Вокруг Белого дома — живое кольцо. С минуты на минуту ждут штурма. Какое-то танковое подразделение перешло на строну защитников Белого дома…
Утром напротив их дачи уже стояли два пограничных «виллиса». В «виллисах» сидели четыре пограничника, а рядом прохаживался лейтенант. Лейтенанта окружала толпа дачников.
— Что же это вы делаете? Кто дал право? — кричали из толпы.
— Хватит, поиграли в демократию, — хмуро огрызался лейтенант. — А эстонцев давно пора к порядку призвать.
Эстонцы, две продавщицы из магазина и несколько отдыхающих из дома отдыха, молча стояли в стороне.
Сергей подошел к лейтенанту.
— Вы же нарушаете присягу… Вы арестовали президента страны, верховного главнокомандующего.
Лейтенант не ответил и повернулся к Сергею спиной. Сергей и этот день просидел в баре у телевизора. Леон рассказал ему, что девятнадцатого августа под утро, как обычно, рыбаки вышли в море вытянуть сети с рыбой. Пограничники вернули их на берег.
— Значит, уже знали, — сказал Сергей. — Погранзаставы заранее получили приказ.
И эту ночь Сергей и Катя провели у приемника. Под утро поняли, что штурма Белого дома не будет. Путч захлебнулся.
Утром Сергей дозвонился в Москву. Говорил с сыном и Пашей. Через два дня Паша встречал их на Ленинградском вокзале. В такси они ехали по Садовому кольцу. У туннеля, где погибли трое ребят, лежали привядшие цветы…
А еще через месяц он и Катя вместе уехали в Париж. И никаких «решений» для этого уже не требовалось».
Павел Петрович посмотрел в темное окно и пролистал еще несколько страниц. Подумал: «А ведь сколько надежд было!.. Федоров был прав… «Обнинское», наверно, проехали». Стал читать дальше.
«Прошел год после смерти Кати, а жизнь Сергея не налаживалась. И хоть смертная тоска улеглась, Сергей старался меньше бывать дома, засиживаясь в лаборатории до полуночи. Паша звонил каждый день по нескольку раз.
— Ну, что ты звонишь без толку? — спрашивал Сергей.