— Разве ж я в этом виноват? — дядюшка, находившийся не в духе, расстроился ещё больше. — Так распорядилась могущественная Судьба, а отнюдь не гоблин-одиночка.
— Дядюшка, прости, я не хотела тебя обидеть или укорить, — со всей возможной искренностью, постаралась заверить я. — Просто… Порой находит на меня что-то такое, чего сама до конца понять не могу.
— Я прекрасно осведомлён о характере своей госпожи, — примирительно усмехнулся дядюшка и совсем уже поднял руку, что бы как в детстве погладить мои пшеничного цвета кудри, однако вместо этого неловко уронил её вниз.
— Интересно, а когда он перестал называть меня, маленькой госпожой? — внезапно ударилась в воспоминания я. Но ответ так и не нашёлся. Уж больно незаметно произошло упомянутое дядюшкой взросление.
Вскоре покинув столовую, мы принялись бесцельно слоняться по плато. Когда это занятие надоело обоим, дядюшка предложил прогуляться в лес.
— А самой побродить можно? — осторожно попросилась я, помня о ещё, в принципе, не снятом наказании.
— Хм-м, и что интересно задумала, госпожа светлая ярлинка? — с подозрением воззрился на меня он, — Опять, наверное, какую нибудь авантюру?
— На этот раз, не угадал, дорогой дядюшка, — без обычного в таких случаях возмущения, ответила я. — Настроение у меня такое, побыть немного в одиночестве, понимаешь?
— Ну что ж госпожа, ступай, коли так, — вздохнув, разрешил он, — только будь добра, возвращайся домой засветло. Договорились?
— Можешь не беспокоиться, в башне буду во время, — твёрдо пообещала я, зная об обычных дядюшкиных волнениях, по поводу сохранности моей персоны. Ха! Ну что за глупости! Будто не он сам учил меня с малолетства исскуству сражаться как с оружием, так и без него.
Мы расстались на одном из мостков через нашу бойкую речушку Змейку. Я поспешила к башне, дядюшка же, в свою любимую резиденцию — пакгауз.
Не прошло и получаса, как я, переодетая в костюм для лесных прогулок, уже двигалась на юго-запад, по довольно широкой тропе. А ярдов через пятьсот, мои ноги сами свернули круто на восток, к Исполинам, обнаруженным совместно с дядюшкой, четыре года назад.
— Откуда они взялись? — Ведь раньше их тут и в помине не было, — откровенно недоумевал тогда мой наставник, обозревая представшее глазам диво.
— Не было, зато теперь есть, — по философски практично заметила я, принимаясь за детальный осмотр новой достопримечательности, представляющей из себя внушительную поляну, по периметру которой, с интервалами ярдов в десять, стояли серые, с синими прожилками глыбы.
Внутри образованного ими круга, в самом его центре, находился небольшой обломок горной породы бледно-розового цвета. Суровую странность этого места, оживлял обычный, весёлый ручей, берущий начало у подножия одного из Исполинов в виде бьющего небольшим фонтаном ключа, и оббегавший огромные камни почти по полному, внутреннему кругу. Исчезал же он сквозь проём между глыбами, в направлении глубокого оврага, рассёкшего землю кинжальным ударом с юго-восточной стороны от поляны. Там, ручей прозрачными струями спускался по отвесному склону на самое дно и спешил дальше, исполняя свою журчащую, неумолчную песнь.
— Эй, уродина! Куда прёшь? — окликнул меня вдруг из-за спины насмешливый, девчоночий голосок.
Мгновенно развернувшись назад, я очутилась лицом к лицу с затронувшей меня особой. Ею оказалась кикимора Брыська, самое вредное существо со всего Лесного Народа. Заметив в моей руке оголённый эльфийский кинжал, она благоразумно отскочила на несколько шагов.
— Не твоё дело, дура, — злобно процедила я, пряча, однако оружие в ножны. Применять его против кого-либо из Лесного Народа, было вопреки правилам, установленным тётей Ири.
— Сама дура, — огрызнулась Брыська, отвратительно ухмыляясь, — к тому же, ха-ха-ха, уродливая дура.
— Чучело! Да ты хоть раз видела своё собственное отражение? Нет? Тогда лучше и не смотри, а то помрёшь от испуга, или сбрендишь, — не осталась в долгу я. — Хотя… Нет, с ума ты, пожалуй, не сойдёшь, ибо, откуда он у тебя, убогой?
— Уродина! Змеюка! Остроухая, коварная лиса! — упорно продолжая дразниться, с вызовом затараторила кикимора. — Ненавижу! Не-на-ви-жу!
Упоминание моих ушей послужило последней каплей. Подцепив носком сапога сосновую шишку, я подбросила её вверх и тут же, схватив рукой, ловко запустила Брыське в лоб. Но та, не менее ловко увернувшись, успела перехватить летящую шишку и швырнуть её в меня, довольно чувствительно угодив в плечо.