— А ты хоть знаешь, почему я так поступила? — спросила я, внезапно осипшим голосом. — Нет? Ну, так спроси об этом Арбэле Солнцеликого. Пусть он не скромничает и откровенно расскажет, как геройствовал над трупом твоей любимой, младшей сестры. Оплёвывая его и пиная ногой…
— Если это правда, то Арбэле сполна ответит за содеянное, — тихо вымолвил Эрвиль, вытирая ладонью внезапно вспотевший лоб. — И давно бы уже ответил, да только не ведал я ничего. Честью своей клянусь.
Я отреагировала на его слова кривой, недоверчивой ухмылкой и продолжила дальше:
— А скажи мне теперь, положа руку на сердце, достойный господин Эрвиль, кого моя мама должна вне всякой очереди благодарить за то, что очутилась мёртвой в воде речушки Медуницы? На глумление всяким подонкам и негодяям?
Прошла минута, другая, третья, но брат моей матери не спешил отвечать.
— Чего ж ты молчишь? — медленно зверея, поинтересовалась я. — Или и это ты не знаешь?
На своё счастье Эрвиль не стал врать и сообщил о тех трагических событиях, предельно честно:
— Несомненно, Танобарга. Ведь он как отец, мог бы серьёзно повоздействовать на Совет и на самого короля Бадиара и таки добиться вашей отправки на Волчье плато. Но… Он был очень зол и… Первый потребовал вечного изгнания своей дочери и внучки именно в Изумрудный Пояс.
— Мне было отлично известно об этом, — недобро прищурившись, заявила я. — И поэтому согласись, тот плевок в холёную физиономию, Танобарг вполне заслужил.
— Госпожа! Мы, кажется, уговорились не касаться прошлого, — с весьма настойчивыми нотками в голосе, напомнил Эрвиль. — Поэтому либо меняй тему, либо наш разговор окончен.
— Ладно, — не стала упрямиться я, прикинув все за и против, — побеседуем кое о чём другом.
— Неужели о том, каким образом и посредством чего, нам удалось захватить тебя в плен? — попытался угадать брат моей матери, снисходительно и холодно усмехнувшись самыми уголками рта.
— Ты высказал верное предположение, — признала я, — впрочем, это было не особенно сложно.
— Ну и зачем тебе сиё знать? — спросил он затем, окинув меня косым взглядом. — Хм-м, стоя одной ногой в могиле?
— А из любопытства, — дерзко тряхнув головой, заявила я. — Оно, понимаешь ли, проклятое, всегда у меня многократно возрастает, э-э, перед лицом неминуемой смерти.
— Что ж, пожалуй, я удовлетворю твою обострившуюся любознательность, — задумавшись лишь на мгновение, проронил он, — тем более то и тайны тут никакой нет. Тебя, госпожа, сразил воин из духовой трубки, заблаговременно засевший на дереве. Всего лишь. Кстати он и сейчас находится там.
— Да-а, подруга, опростоволосилась ты как неопытная сопливая девчонка — мысленно укорила я себя. — А мнила то, мнила! Я воспитанница дядюшки Рифли! Я прославленная воительница! Я мудрая правительница! А сама, ещё в лагере гномов-плотостроителей, не сумела определить точное количество побывавших там гезов и соответственно не смогла заподозрить что здесь, отсутствующий один из них, вполне может находиться в засаде. Тьфу, стыдоба. Сты-до-ба…
— Чем же он в меня из неё плюнул? — решив окончательно себя добить, уже не столь важными подробностями, принялась и дальше допытываться я.
— Колючкой сталь-древа, смоченной в соке корня весьма и весьма редкого растения. Название его довольно странное, однако, отнюдь не противоречащее сокрытой в нём сути. На эльфероне оно звучит так — Файи Эри Кэй, — с кривой, ироничной усмешкой сообщил Эрвиль.
— Страстный Поцелуй Зимы, — перевела я на скэнди, в слух, не известно для кого. — Нда-а, действительно занятное названьице. Век бы его не слышать…
— Но ты ведь сама виновата во всём произошедшем, — не преминул напомнить брат моей матери. — Ты не послушалась меня и поддавшись эмоциям, обострила обстановку до схватки, которая завершилась убийством одного моего воина и увечьем другого. И теперь, увы, уже ничего нельзя изменить.
— Пока ты жив, всегда есть надежда, — с надменностью королевы возразила я. — Правда, об этой истине забывают трусливые ничтожества, однако я не из их числа.
— У тебя нет надежды на спасение, госпожа Фианэль, — поспешил заверить меня Эрвиль, напустив на себя скучающий вид. — Да и откуда ей взяться? Твои друзья далеко, а в одиночку ещё никто не уходил от десятерых гезов.
— Ты считаешь «красавчика» Тимирэ за действующую боевую единицу? — зло рассмеявшись, с удивлением спросила я. — Ну и даром. Впрочем, ты и сам знаешь, что я права. Так что вас не десять, а девять.