Но показал мне Хосе и то, что не вполне полагается. А именно свою пятиэтажку в новой, социалистической, Восточной Гаване. Вода в подъездах тогда, в третий год «особого периода», ещё не стояла. Но впечатление уже тогда было сильным.
Я, в свою очередь, делал вид, что ничего не понимаю, когда за компанию со мной ребята участвовали в полагающихся мне по программе Минтура перекусах. Например, в первый же день, в полном соответствии с базовой программой изучения исторических достопримечательностей и природных красот, мы отправились на запад страны, в долину Виньялес.
Место совершенно уникальное: скорее не долина, а как бы кратер. Но это не зев потухшего вулкана, а совсем другое геологическое образование. Поднимающиеся со дна «кратера» холмы когда-то были опорами крыши огромной пещеры, где обитали доисторические ящеры. Есть у долины и «идеологическая» нагрузка. Во-первых, рассказывая о динозаврах и прочих пресмыкающихся монстрах, экскурсовод-кубинец не преминет заметить, что сегодня Куба — одно из тех уникальных мест на планете, где нет не только доисторических, но и современных пресмыкающихся. То есть на Кубе вообще нет ядовитых змей. То есть здесь — безопасно. Это — первый «идеологический» посыл. Но есть и второй. И куда более политический. Сразу после революции группа художников расписала одну из местных скал огромными образами тех доисторических динозавров, бронтозавров и т. д. Примитивизм, но к месту. Естественно, эта скала подаётся как символ революционного пробуждения талантов. Хотя сразу после революции на Кубе так и было. Подобие «главлитов» образовалось позже.
Мы всё это дело осмотрели, и тут ребята говорят: «А не отобедать ли нам?» Мне показалось, что обедать ещё рановато. Но они как-то уж больно упорно настаивали. Я понял, что надо соглашаться. И правильно сделал. Оказывается, именно под скалой с монументальной живописью располагается ресторан, где тогда можно было платить и по внутрикубинскому «безналу». То есть за счёт «заведения» могли поесть и я, и мои товарищи.
И как же буквально в секунду ребята слизали с тарелок блюдо, которое туристам подаётся как «кубинская классика», но которое сами кубинцы не пробуют годами! Всего-то жареная свинина и «морос и кристианос». Дословно «мавры и христиане»: смесь чёрных бобов и белого риса.
Это была такая пятидневная игра. Фавор за фавор. Я соглашаюсь вовремя отобедать и помочь достать в валютном магазине молока. А мне не перечат, когда я хочу оторваться от делегации. И поехать с гаванским собкором ИТАР-ТАСС Костей Жуковским на те самые пляжи, где не туристы нежатся, а беглецы готовят к путешествию через Флоридский пролив свои самодельные плоты.
Наконец, «номер третий» нашей группы. Наш официальный водитель. Назовем его Рафаэль. Уже в летах, но очень подвижный и открытый. Напоследок, будучи человеком, естественно, очень скромного достатка, подарил мне набор миниатюрных бутылочек с ромом[14].
Ну, и все трое моих кубинских товарищей в один из вечеров как-то разом разоткровенничались и открыли мне глаза на, возможно, самый удивительный феномен сегодняшней Кубы. А на прогрессивном острове материалистов фактически официально возродили... идолопоклонство.
Нет, в отличие от других соцстран, на Кубе прижизненных статуй не ставят. Больше того. Сразу после революции, которая смела диктатуру Батисты, новые кубинские власти так и постановили: никакого более восхваления живых вождей в виде статуй, переименования улиц и городов и т. п. И действительно: ни одной улицы, ни одной провинции не переименовали. А то, что названо именами Ленина или «Гранмы» — это новые объекты. Нет и памятников. А если есть, то только почившим вождям революции Эрнесто «Че» Геваре и Камило Сьенфуэгосу. А вот Фиделя славят только на словах. Максимум — плакаты. Но ещё неизвестно, что лучше: прижизненные памятники, классический культ личности или возрождение жутковатого культа с жертвоприношениями.
А культ «сантерия» — это действительно жутковатая смесь примитивного католицизма и верований африканских племён, которые перенесли на землю своей новой родины негры- рабы. В принципе, подобного рода религиозные «субкультуры» в Латинской Америке встречаются часто. Самый жуткий вариант — это, конечно, вуду на соседнем с Кубой Гаити. Там и жертвоприношения чуть ли не человеческие. Плоха и та крестьянская семья в соседней Гватемале, которая построила даже не часовню, а капище в честь Сан-Бернардо. На самом деле никакой Сан-Бернардо не католический святой, а типичный домовой. Его кукле подносят выпить и поесть, в рот встав ляют прикуренную сигарету. Задабривают то ли дух предков, то ли нечистую силу. Сами путаются, когда объясняют.
14
В следующий раз такую готовность снять с себя последнее, ради в общем-то нового знакомого, я увидел только много лет спустя, когда в трущобах бразильского Сан-Паулу снимал нищую детскую футбольную школу. Именно из таких школ и выходят будущие чемпионы мира, но в начале ни они сами, ни их детские клубы никаких миллионов не видят. Напротив, с трудом сводят концы с концами, считают каждый крузейро, каждый реал. И вдруг, когда мы уже собрались уезжать, тренер несёт мне куртку их команды. На каждую такую куртку они объявляют подписку среди местной бедноты. Но такие искренние подарки нельзя не принимать.