таким же.
Фрей Бетто. Это марксистское сознание не породило у вас предрассудков в отношении христиан-революционеров, вступивших в «Движение 26 июля», таких как Франк Паис? Как было дело?
Фидель Кастро. Сейчас скажу. В действительности у меня не было никогда – ни у меня, ни у других товарищей, насколько я помню, - никаких противоречий с кем бы то ни было по религиозным вопросам. В тот момент, как я тебе сказал, у меня уже сложилось марксистско-ленинское мировоззрение. К моменту окончания университета в 1950 году я за короткое время овладел, можно сказать, всей революционной концепцией целиком –
не только в том, что касается идей, но также и в том, что касается целей и формы, в которой их можно претворить в жизнь, приспособить их к условиям нашей страны. Думаю, это было очень важно.
Поступив в университет, я в первые же годы связываюсь с одной оппозиционной партией, которая относится чрезвычайно критически к коррупции, воровству и политическому мошенничеству.
Фрей Бетто. С партией ортодоксов?
Фидель Кастро. «Партия ортодоксов» - ее официальное название было Партия кубинского народа, - которая пользовалась очень большой поддержкой масс, в этой партии состояло много честных и деятельных людей. Главный акцент делался на критику коррупции, воровства, злоупотреблений, несправедливости, она постоянно обличала злоупотребления Батисты в его предыдущий период. В университете все это сливается с давними традициями борьбы, с памятью о студентах-медиках, расстрелянных в 1871 году, с борьбой против Мачадо, против Батисты; Университет в этот период также занял решительную позицию против правительства Грау Сан-Мартина из-за подлогов, растрат и разочарований, которые оно принесло стране.
Почти с самого начала, еще до того, как я столкнулся с литературой, о которой тебе говорил, я, также как многие другие молодые люди в университете, завязываю связи
с этой партией. А когда я закончил университет, мои связи с этой партией значительно укрепились, но мои идеи пошли уже намного дальше.
В то время я хотел продолжить занятия, поскольку сознавал: для того чтобы полностью посвятить себя политике, мне еще не хватает знаний; я хотел изучать именно политэкономию. Я упорно занимался в университете, чтобы сдать дисциплины, которые дали бы мне, кроме степени доктора права, также степень лиценциата международного права и доктора социальных наук, все это – чтобы получить стипендию для дальнейших занятий. Кроме того, я, естественно, уже е зависел от своей семьи; в первые годы они помогали мне, но когда я окончил университет – и даже женился, - я уже не мог и помышлять о том, чтобы и дальше получать от них помощь. Но я хотел учиться, и путем
к этому было получение стипендии за границей; для этого мне надо было иметь три степени. Стипендия уже почти была у меня в руках, мне оставалось только два предмета из пятидесяти, которые требовалось изучить и сдать за два года. Ни один другой студент моего курса не достиг этого уровня, у меня уже не было соперников. Но нетерпение и реальная ситуация подтолкнули меня к тому, чтобы начать действовать. Иными словами, мне хватило трех лет, чтобы довести занятия до конца. То, что ты делал там в твоем монастыре, будучи монахом ордена доминиканцев, годы, которые ты посвятил изучении теологии – их мне не хватило, чтобы изучить экономику и усовершенствовать и углубить мои теоретические знания.
Уже достаточно хорошо вооруженный главными, основными идеями и революционной концепцией, я решаю применить их на практике. Еще до государственного переворота 10 марта 1952 года у меня сложилось революционное мировоззрение и даже представление о том, как претворить мои идеи в жизнь. Поступая в университет, я еще не обладал революционно культурой. И менее чем за восемь лет эта концепция была выработана, и на Кубе победила революция.