Словом, начиная с шестнадцатого – и я сказал это народу накануне решающих боев – в нашей стране уже боролись за социализм.
Другой вопрос о тех, кто вступает в партию. Этому процессу предшествуют все сражения, о которых я рассказал тебе ранее. Что происходило? Все эти привилегированные социальные классы, имевшие монополию на церковь, были против революции, так что когда мы организовали партию, мы не исключали собственно католиков, мы исключали потенциальных контрреволюционеров. Это отнюдь не означает, что все или большая часть были ими.
Нам пришлось быть очень строгими в идеологических требованиях, в доктрине, очень строгими. Мы не требовали, собственно, чтобы человек был атеистом, то есть
не исходили из антирелигиозных установок: что мы требовали, так это чтобы он целиком и полностью разделял учение марксизма-ленинизма. Да, мы выдвинули это строгое требование, определенное обстоятельствами, когда нам не оставалось ничего другого, как беречь идеологическую чистоту партии. Конечно, в наших условиях это было политически возможно, потому что большая часть населения, народа, трудящихся, крестьян, на которых мы опирались, не были практикующими католиками. От человека не требовали: так вот, чтобы вступить в партию, вы должны отречься от веры. Предполагалось, что тот, кто принимал партию, принимал политику и доктрину партии во всех ее аспектах.
Это могло бы произойти в другой стране? Нет. Если бы в нашей стране большая масса была христианской – большая масса рабочих, большая масса крестьян, большая масса университетских студентов, - если бы они были практикующими христианами, мы не могли бы создать революционную партию на таких основах, не смогли бы этого сделать. И быть может, также не совершили бы революцию, если бы эта масса простых людей была контрреволюционной, чего, разумеется, от нее нельзя ждать никогда. Но так как получилось, что большинство практикующих католиков были в основном из класса богачей, который поддерживал контрреволюцию и, кроме того, по большей части покинул страну, то мы могли и должны были сделать это, то есть установить строгую и ортодоксальную норму: надо принять марксизм-ленинизм во всех его аспектах, не только политическом и программном, но также и философском. Это стало номой, определенной тогдашними обстоятельствами.
Ты можешь спросить у меня следующее: так должно быть? Я отвечу тебе: так быть не должно, у меня нет ни малейшего сомнения в том, что так быть не должно, и даже в истории этого не бывало. Есть страны, где огромное большинство населения – католики, как, скажем в случае с Польшей, и в рядах польской коммунистической партии много католиков. То есть это не в традициях революционного движения и даже не в традициях коммунистического движения, и этого нет в Латинской Америке.
Фрей Бетто. А вы как член кубинской коммунистической партии предвидите возможность того, что теперь, на третьем съезде, в феврале 1986 года, буде решено объявить о светском характере партии и, возможно, в будущем кубинские христиане-революционеры смогут вступать в партию?
Фидель Кастро. Думаю, что пока – до съезда осталось очень немного – в нашей стране не созданы для этого условия; Говорю тебе это откровенно. Ты называешь мне такую близкую дату, как февраль. Мы с тобой много беседовали на такие темы и говорили также и об этом.
Этап, на котором мы сейчас находимся, - это этап сосуществования и взаимного уважения между партией и церквами. У нас несколько лет назад были трудности с католической церковью, теперь они преодолены; все эти проблемы, существовавшее в определенный момент, исчезли. Проблем, которые были у нас с нею, мы никогда не имели с протестантскими церквами, и наши отношения с этими институтами всегда были и есть превосходные. Не только католики, но и многие прихожане протестантских церквей, которые всегда поддерживали нас, могут сказать: эта формула, которая дискриминирует нас, несправедлива. Конечно, в нашей стране католики более многочисленны, чем прихожане протестантских церквей, но последние составляют здесь значительное число людей, всегда имевших очень хорошие отношения с революцией.