Мне хотелось подробно и откровенно поговорить с ними на эти темы и на все темы, которые интересовали их. Конечно, в том, что касалось Кубы, они хотели узнать об отношениях между церковью и правительством, о нашем мнении и наших позициях по этому поводу и, кроме того, желали добиться большего сближения и лучшего взаимопонимания между церковью и революцией. Я рассказал им о причинах возникших конфликтов, очень похоже на то, что рассказал тебе вчера, когда мы говорили об этих проблемах, и также с большой откровенностью проанализировал с исторических позиций эволюцию политико-революционных событий; еще я провел некоторые сравнения с эволюцией истории католической церкви. И сказал, что, по моему мнению, есть много общего между доктринами церкви и революции.
Фрей Бетто. Например?
Фидель Кастро. Был момент – и сначала, если хочешь, я укажу на то, что стоит критиковать, - когда я сказал: мы порой были догматиками, но вы тоже догматики и иногда даже большие догматики, чем мы; на протяжении истории не было другого столь догматического института, как католическая церковь. Я сказал им также, что иногда революции бывали непреклонными, но что ни один другой институт на протяжении истории не был более жестким и непреклонным, чем католическая церковь; что эта жесткость, эта непреклонность и эта нетерпимость привели когда-то к созданию институтов, которые под влиянием своих идей на протяжении веков посылали множество людей на костер из-за их диссидентских позиций по отношению к позициям церкви. Я напомнил им даже деяния Торквемады, случаи с учеными, мыслителями, которые были сожжены живьем из-за того, то расходились во мнениях с церковью.
Фрей Бетто. Торквемада был доминиканцем, также как я. Я утешаюсь тем, что я также брат Джордано Бруно, Томмазо Кампанеллы, Савонаролы и других доминиканцев, которые, как Бартоломео де лас Касас боролись за освобождение.
Фидель Кастро. Я не думаю, что поскольку Кампанелла был доминиканцем, ты станешь коммунистом-утопистом.
Фрей Бетто. Нет, надеюсь, что не буду утопистом. Во всяком случае, я думаю, что в коммунизме есть много от утопии, а теологически то, в чем есть доля утопии, мы называем Царством Божьим, потому что тогда, когда окончатся все противоречия и даже более не будет государства, мы достигнем, как мне думается, иной сферы духовных качеств в человеческой жизни.
Фидель Кастро. Я согласен с тобой, это правда, что у всякой революции есть мечты и надежды на великие свершения. Возможно, революция не осуществит их все из-за этого процента утопичности, какой может заключаться в революционной идее, и я думаю, что в христианстве равным образом есть элементы утопии, так же как в социализме и в коммунизме. Но, опираясь на мой собственный опыт – видя то, что произошло в нашей стране за эти двадцать шесть лет, - я мог бы сказать, что в случае Кубы наша действительность превзошла наши мечты, и надо подчеркнуть, что мы прошли не через утопическую, а через субутопическую стадию, то есть наши мечты не достигли уровня утопии, а наша действительность превзошла ее.
Кстати, я не знал, что Торквемада был из того же ордена, что и ты, но ты действительно назвал имена ряда просвещенных и уважаемых людей, что очень меня радует.
Этот разговор с епископами я вел не в полемическом, не в критическом духе, а как бы размышляя над историческим опытом и над событиями. Потом я сказал им, что у нас есть общее с ними, что мы могли бы прекрасно подписаться почти под всеми заповедями Закона Божьего, они очень похожи на наши. Если церковь говорит: «не крадите», мы тоже строго применяем этот принцип: «не крадите». Одна из характеристик нашей революции состоит в том, что она уничтожает воровство, растраты и коррупцию. Если говорит: «люби ближнего твоего как самого себя», это как раз то, что проповедуем мы, развивая чувство человеческой солидарности, которое заключено в самом существе социализма и коммунизма, дух братства между людьми, к чему мы так упорно стремимся. Если церковь говорит: «не лгите», среди того, что мы более всего осуждаем, наиболее сурово критикуем и более всего отвергаем, мы называем ложь обман. Если церковь, например, говорит: «не желай жены ближнего твоего», мы считаем, что один из этических принципов отношений между революционерами – это именно принцип уважения к семье и уважения к жене товарища, к жене ближнего, как вы говорите. Когда, например, церковь воспитывает дух самопожертвования и дух воздержанности и когда церковь настаивает на смирении, мы говорим совершенно то же, утверждая, то долг революционера – это готовность идти на жертвы, суровая и скромная жизнь.